— А холера его знает, — ответил машинист, вытирая рукавом свой громадный нос. С утра стоим, так что, видимо, скоро.
— Ладно. Тогда занимайтесь своим делом.
Оба забрались на тендер, чтобы запачкать углем свои новенькие комбинезоны.
— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил Васяк. — Потому что у меня в голове полный раскардак.
— Не у тебя одного. — Борович понимал, о чем говорит товарищ. — Я понятия не имею, что произошло в монастыре.
Он методично пачкал комбинезон. Потом перешел к лицу.
— Но ведь ты говорил…
— Что у меня были видения? Да. Видел.
Он вытер лицо тряпкой, чтобы грязь казалась естественной.
— И что же ты видел?
— Ты все равно не поверишь.
Только от Васяка так легко избавиться было нельзя. Он вцепился, словно клещ.
— А почему мы не удирали в управление?
— Непонятная смерть Мищука, мы не оказали помощи, возможно, раненному коллеге. Ты, может, в тюрьму бы и не попал. Я же — точняком.
— Но я бы тебя прикрыл.
— Как же, как же. Я отправился бы первым, а ты за мной. Пойми наконец. Любая полиция, когда у нее на руках нерешенное, странное дело, всегда ищет козла отпущения. Им нужно отчитаться в действиях, а дела решить не способны, потому что дураки. Значит, нужно придумать убийцу, и все будет нормально. А при существующих методах УБ у них не было бы проблем, чтобы выбить из нас признание. Мы же не можем сказать, что у меня были галлюцинации, и что я боялся подойти ближе.
— Эт-точно. Я вот в России признался, что копал ход под Кремлем.
Борович рассмеялся.
— И что, поверили?
— А как же. — Васяк инстинктивно начал почесывать гениталии. — Если тебе яйца зажмут дверью… — он замолк.
— Понятно.
Борович размышлял над тем, что они здесь делают. Простой мужик и образованный интеллигент, к тому же с талантами. Оба на одной дороге, ведущей в никуда. Они сидели молча, каждый был погружен в собственные мысли.
Поезд и вправду тронулся «скоро». Они просидели на тендере часов пять, как вдруг кто-то подбежал к машинисту. Состав тронулся, набирая скорость. Васяк с Боровичем облегченно вздохнули. Затем спустились к машинисту с помощником. Борович закурил.
— Нет, это следствие я закончу, — сказал он, выпустив дым изо рта. — Или облегчу ведение дела для своего преемника.
— Хочешь возвращаться? Тогда, зачем уезжаешь?
— Нет. На родину я уже не вернусь.
Васяк только пожал плечами.
— Моя родина уже и так за границей. Восточной.
Борович снял фуражку и выставил голову через маленькое окошко. Он долго глядел на исчезающее в перспективе здание Центрального Вокзала. В мыслях, словно мантру, он повторял два предложения:
«Если уходишь, то этих мест не покидаешь. Они будут и дальше жить в тебе…»
Славек неожиданно проснулся и схватился с постели, сбрасывая одеяло на пол. Он повел по сторонам мутным взглядом.
— Слушай, а у муравьев уши есть? — спросил он сонным голосом.
Мариола уже крутилась на кухне, готовя завтрак.
— Что это тебе пришло в голову?
— Ну, ты же у нас дендролог, должна знать.
— Милый, — подошла та. — Как бы тебе это сказать… Дендрология — это наука о деревьях и растениях. Муравей — это не дерево. Это уже животное.
— А кто бы мог это знать?
— Господи, тебе что-то приснилось?
Тот только махнул рукой, направляясь к холодильнику за пивом. Потом уселся на сбитых простынях и вскрыл банку.
— Ладно. Это неважно, — буркнул он и сделал пару глотков.
— Голова болит?
