из тузов обращается к другому. Лафа! Нельзя не помочь, зарабатывая очередной балл на своем счету в их личном тотализаторе.
— Только все это я перешлю тебе на домашний адрес и… — Сташевский замялся. — Без захода на сервер полиции. Не скачивай эти файлы на работе.
Минутка тишины.
— Понял.
— И класс. Заранее благодарю.
— Никаких проблем. Пока.
— Пока.
Хлопком по щеке он отключил телефон. Из маленького рюкзака Мариолы Славек вытащил наладонник. К счастью, город предоставил в центре любителям Интернета бесплатный и беспроводной доступ в Сеть. В связи с этим, Сташевский без труда соединился с собственным ноутбуком, стоявшим сейчас в пустой квартире. Он быстро отобрал нужные файлы и дистанционно собрал их в один за архивированный пакет. После этого набрал пароль на выход, а когда экран начал мерцать, отключил наладонник и спрятал снова в рюкзак. Данные уже должны были находиться в компьютере, стоящем в пустой сейчас квартире Гофмана. Славек допил свой кофе.
— Давай попробуем обдумать факты. — Тут он замялся. — Возможно, это только мои дурацкие гипотезы.
— А если они не дурацкие?
Славек пожал плечами.
— Приблизительно с тысяча восьмисотого года кто-то скармливает различным людям галлюциногенные средства, каким-то образом объединяя это с влиянием аллергенов. — Тут он нервно потер руками. — Чушь. Аллергию начали диагностировать только через почти что два века. Но я иду дальше. Определенные улики указывают на то, что в управлении происходит нечто странное. Кто-то всем этим управляет. Очередная чушь. В тысяча восьмисотом году управления еще не было. А потом… Как объяснить, что одни и те же люди правили при нацизме, потом — при коммунизме, и, наконец — при капитализме? Как они пережили смену общественного строя, государств, чистки УБ, очередные проверки и, наконец, люстрации[75]? Нет, это уже полнейшая чушь. Но…
Его рассуждения перебили звуки веселой мелодии.
— Прими звонок, один.
В трубке раздался голос Витка из Берлина:
— Привет, старик. У меня для тебя приятное сообщение.
В голосе приятеля были слышны триумфальные нотки.
Еще один туз вроцлавской полиции. Сейчас лопал мороженое в Берлине, потому что когда-то и кому-то здесь понадобился козел отпущения. По происхождению он был немцем, так что пересадка на другую грядку прошла для него без особого труда.
— Я нашел Васяка.
Сташевский закурил очередную недоделанную сигарету.
— Живого?
— На все сто, — рассмеялся его собеседник. — Во всяком случае, когда я с ним разговаривал, он еще был жив.
— Насмехаешься? Блин, как же ты его нашел?
— Я пошел по линии наименьшего сопротивления. Просто-напросто, поместил объявления во всех газетах местной Полонии[76]: «Офицер польской полиции разыскивает пана Васяка по известному ему делу». — Снова смех. — Он позвонил через пару дней. Мы поболтали.
Сташевский приложил ладони к лицу.
— И это точно он?
— Наверняка. Впрочем, убедишься сам, я выслал номер его телефона на твой почтовый адрес, а теперь, для надежности, еще и дам SMS-ку.
— Спасибо… Сколько я тебе должен?
— Не дури. Только помни о моем предложении. Здесь, в Берлине, ты наконец-то заработаешь настоящие деньги.
— Не забуду. И, честное слово, большое тебе спасибо.
— Нормально. Всегда к твоим услугам.
Сташевский снова хлопнул себя по щеке, прерывая соединение. Он инстинктивно глянул на часы. Тринадцать — тринадцать. Вздохнул.
— Кто это был? — выспрашивала Мариола. — Что-то серьезное?
Славек глядел прямо ей в глаза, но как будто не видел. Мыслями он блуждал где-то далеко… В себя он пришел только после какого-то времени.
— А ты не обратила внимание на то, что всякий раз я гляжу на часы, то вечно там должна быть «тринадцать»? Тринадцать минут одиннадцатого, тринадцать минут первого, тринадцать минут девятого вечера…
