— Не по Москве же они рыскают! — заметил я. — Теперь уже можно сказать: все кончилось благополучно. Я поддерживаю контакт с Хансом и нахожусь в курсе событий. Его брак с Надей недавно оформлен. Сам он уже в Голландии, а госпожа Надежда ван Сеттен сейчас дожидается выездной визы. Когда она ее получит, то передаст «Откровение огня» моему знакомому в голландском консульстве, и он доставит рукопись сюда. Так что все отлично устроилось.
— Фотокопия текста сделана? — сухо спросил меня мой профессор.
Точно такой же вопрос я задал Хансу, когда тот позвонил мне по возвращении в Амстердам. До его отъезда из Москвы этого еще не произошло, но он уверил меня в намерении Нади собственноручно сфотографировать текст «Откровения огня», перед тем как отвезти рукопись моему приятелю Харрисону.
— Будет сделана, — ответил я Глоуну.
Глоун зыркнул на меня, собрался с мыслями и поведал:
— Ты меня, Берт, удивляешь не в первый раз. Первый раз ты меня удивил в студенческие годы. Уж от кого я не ожидал такого… — он поискал слово, —
Я услышал дальше то, что знал заранее: никакие обещания не помешали бы моему бывшему профессору застраховать копией всякий документ, не говоря о бесценных. Его бы не остановила даже смертная казнь. Мое «растяпство» было непростительным, и Глоун его не простил. На моей защите он держался индифферентно. Сделал несколько замечаний — и все. Возникало впечатление, что моя диссертация наводила на профессора Глоуна скуку. На банкет он не остался, сославшись на нездоровье.
Через месяц после защиты диссертации и через полгода после моего возвращения из Москвы, незадолго перед Рождеством, вечером у меня зазвонил телефон. Я снял трубку и назвался. С другого конца провода до меня донеслось дыхание. «Надя», — подумал я и услышал ее голос:
— Ну привет, Берт.
Я знал, что она уже в Амстердаме. О ее приезде мне заранее сообщил Ханс. «Надя позвонит тебе сразу, как прибудет, — заверил меня он. — Она просила тебе передать, что встречать ее в Схиполе не надо».
Ехать в аэропорт Схипол я и сам считал излишним. Ничего не подозревая, я ждал Надиного звонка. Когда он не последовал и через неделю после ее приезда, я попытался связаться с ней сам, но попал на автоответчик Ханса. Я обратился через него к Наде с просьбой мне перезвонить, но она этого не сделала. Та же история повторилась и во второй раз. Мне ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать, когда Надя объявится сама. И вот наконец я услышал ее голос — впервые после нашего «ужина» в кафе у станции метро Университет.
— Наконец-то, — обрадовался я. — Как доехала, как устроилась?
— Все хорошо. В смысле, хорошо устроилась, — сбивчиво ответила она. Мне не понравилось, как прозвучал ее голос.
— «Откровение» уже в Амстердаме? — поинтересовался я.
— Пока нет.
— Когда Харрисон должен привезти рукопись? — решил уточнить я.
— Харрисон мне сейчас помочь не может, — прозвучало в ответ с подозрительной заминкой. Я не знал, как мне это понимать.
— Где «Откровение»? — спросил я прямо.
— Не знаю.
— Не знаешь?! Да скажи же, наконец, в чем дело! — не выдержал я.
— Ну вот, и ты кричишь, — вяло произнесла Надя. — Я скажу, что случилось, только ты больше не кричи, пожалуйста. Минутку… — Ее голос, ненадолго пропав, зазвучал громче. — «Откровение» опять исчезло. Я попросила одного студента-голландца, приятеля Ханса, отвезти рукопись к Харрисону…
— Ты копию сняла? — перебил я ее.
— Нет, — глухо раздалось в ответ.
Я откинулся на спинку кресла и опустил трубку. В ней был слышен Надин голос.
— Ты этого голландца не знаешь, он новенький, в Москве с сентября, зовут его Роб. К Харрисону я ехать сама не хотела. Я боялась, что Парамахин все же дознался, что «Откровение» у меня и что я с ним собираюсь в Голландию. Он бы этого не допустил. Этот фанатик может из-за рукописи даже настучать… Ты меня слышишь? Что ты все время молчишь? Теперь ты понимаешь, что я не могла сама отправиться к Харрисону? Ведь он живет в доме для иностранцев, где на входе надо предъявлять милиционеру паспорт. Я попросила Ханса съездить к Харрисону, но он сказал, что будет лучше отправить к
