— Деряева давай сюда! Деряева! — кричал Митя.
С другой стороны в этот раз застучали прикладом. Все замерли. Охранник крикнул через дверь:
— А ну кончай! Пошли уже к Деряеву.
Сарай возбужденно загудел.
— Наша взяла! — оживился Степан и панибратски хлопнул Митю по плечу. Тот, ничего не сказав, отполз от двери — из-за кромешной тьмы по сараю легче было передвигаться на четвереньках.
— Ты чего устроил? — напустились на Линникова несколько мужиков.
— Пошли вы! — отмахнулся от них чекист и пополз к Ломанову.
— Ты куда?! — кричали у него за спиной. — Наломал дров — и в кусты?!
Степан нашел Митю в одном из дальних углов, где никого поблизости не было.
— Что-то я тебя не пойму, Ломанов, ты чего от двери теперь отсел? Деряев придет, первым делом спросит, кто звал?
— Пусть он придет сначала, там видно будет.
— А видно пусть будет — из-за чужих спин, верно?
— Мужики навалятся на Деряева лучше меня.
— Так ты что же, с таким расчетом и в дверь барабанил? — Степан дернулся от Мити и выкрикнул: — Эй мужики…
Митя не дал ему докончить — навалился на него, зажал рот ладонью и зашипел в лицо:
— Заткнись, дубина! Ты-то чего вылезаешь, чекист? Или сказать мужикам, как ты в Кирееве хлеб из амбаров изымал и целые семьи от старого до малого расстреливал?
Степан неистово задергался и вырвался.
— Ты что несешь? Какое еще Киреево?! Не был я никогда в Кирееве!
— И докажешь?
— Ну ты мразь, — выдохнул Линников и осел.
— Путаешь понятия, чекист. Мразь выбирает из двух зол большее. Я так никогда не делаю. И потому без надобности не заговорю о Кирееве. Я рационалист, Степа: выбираю из двух зол меньшее.
— Зачем тебе книга? — резко спросил Степан.
— Книга? — не сразу понял Митя. — Да ты, парень, того. Какой нормальный человек думает о книгах в нашем положении?!
— Тебе игумен сказал, что это за книга?
— Святая книга, старая, для монахов, монахом написана. Ты-то что к ней липнешь?
— А ты? За золото стараешься?
— Какое золото?! Откуда оно у немощного старика, испустившего дух в тюремном лазарете?
— Игумен умер?
— Умер.
— И сказал, где лежит книга, только тебе?
— Ну уж не знаю. Забрать ее — он просил меня.
— Почему — тебя?
— Потому что я был санитаром в том тюремном лазарете, ухаживал за ним. Все теперь понятно?
— И что ты за это получишь?
— Да ничего. Я выполняю волю умирающего, парень. Славный старик был. Душа у него болела. Попросил: отвези, Митенька, одну святую книгу в Пантелеймонов монастырь на Афон, а то она в земле сгниет.
— Ты, значит, чувствительный.
— Умирающие — моя слабость.
— Значит, игумен попросил тебя ни за что ни про что забрать книгу, а ты ему — пожалуйста? — не верил Линников. — Что тебе — делать нечего?
— Нечего, мой дорогой. Греция — страна культурная, поставленная цель — благородная. Что ж не взяться? Плохо сейчас с целями. А без них — безразличие одолевает.
— А то, что эта книга — краденная, тебе игумен не говорил? Благовещенский монастырь украл ее у одной гражданки, ее фамилия — Симакова. Тебя игумен послал за «Откровением огня», а меня — она. Вот какая карусель нас завертела, Ломанов. И смотри, что получилось: сейчас книга в твоем мешке, а мешок — у деряевцев. И из-за того, что ты, белая сволочь, не хотел меня слушать, книга Симаковой перейдет им. Соображаешь, что будет?
— Что? — не понял Митя.
— Соображаешь, что получится, если всему этому научатся бандиты?
