— Чему научатся?
— Наукам всяким, умственным приемам. Каким монахи учились.
— Господи! Да пусть учатся! — воскликнул Митя. — Глядишь, ангелов больше станет.
— Каких ангелов?! Ты ничего не понимаешь! — вспылил Степан. — Знаешь, какая власть у них тогда будет?
Митя схватился за голову и захохотал.
— Ну комиссарик! Ну учудил! Это же надо так первобытно верить в книги!
— Ты ничего не понимаешь! — повторил Линников с досадой.
— А ты-то что понимаешь? — тешился Митя. — Ты сам-то эту книгу видел? Ты что себе вообразил — что кто-то прочтет ее и сразу какую-то власть над другими получит?
— Я эту власть не вообразил, я ее сам испытал. — И Степан рассказал Ломанову, как Симакова «отправила» его в Посад. — Когда я пришел первый раз в монастырь и увидел, что он разорен, меня прокололо чувство: «Откровение огня» — здесь, и я должен быть здесь! Рано или поздно эта книга попадет ко мне в руки. Это чувство было внушением Симаковой. Вот такая у нее власть.
Митя придвинулся к Степану и прошептал издевательски:
— Тебе такой власти и самому хочется, верно?
Ответить Степан не успел — где-то вдалеке раздались пулеметные очереди.
— Красные! — обрадовался чекист и пополз к двери. И другие стали перебираться к ней поближе. Скучившись у входа, арестанты строили догадки о происходящих событиях. «А Деряев-то так и не появился!» — вспомнил Степан и стал опять стучать кулаком в дверь. Его оттеснили.
— Да брось ты дверь-то колотить. Там за ней давно никого нет, колотили уже.
«А я и не слышал, — удивился Линников. — Наверное, мужики опять охранников вызывали, когда мы с барчуком о Симаковой говорили». Когда у Степана в голове появлялась Симакова, он ничего другого не видел, не слышал.
Время шло, а в сарай никто не приходил. Теперь уже стало слышно стрельбу, и звучала она поблизости. Наконец за стеной раздались громкие грубые голоса. Арестанты замерли. «Чуньки!» — определил по разговору Степан и осел, как от удара.
Из отпертой настежь двери упал слабый, предрассветный свет. В проеме показались несколько человек — все, несмотря на апрель, в папахах. Один из них, заглянув в сарай, присвистнул.
— Кто вы? — спросил другой.
— В поезде ехали. Деряев с поезда снял, — ответил кто-то из арестантов.
Люди в папахах ушли и снова закрыли дверь на засов. «Чуня в Протасове!» — прокатилось по сараю, и потом арестанты опять замерли: решалась их судьба. Решалась она не больше получаса. Дверь распахнулась второй раз, и было объявлено:
— Граждане! Бандиты Деряева разбиты. Бойцы атамана Чунина наводят порядок в Протасове. Невинные жертвы произвола деряевцев будут освобождены. Проходи к выходу по одному.
Жмурясь от света, ежась, первым вышел мужик в шинели и был остановлен:
— Кто будешь?
Мужик назвался.
— Что это на тебе за шинель?
— А кто ее знает! Купил на толкучке.
— На «толкучке»! Небось в комиссарах ходил! Отойди в сторону.
И Степан был остановлен.
— Чего зыркаешь так ненавистно? — спросил его чунька.
— Глаза режет с темноты.
— Кто такой?
— Вот кто комиссарик, — выдал попавшийся мужик в шинели. — Его берите, а не меня!
— Никакой я не комиссар, — снова отнекивался Степан. — Я учитель из Посада.
Не помогло: и его оттолкнули в сторону. Митя тоже был остановлен. «Барчук», определили его чуньки. Было задержано человек десять. Других отпустили, их же снова закрыли в сарае. Часа через два туда втолкнули истерзанных людей.
— Да это деряевцы! — догадался кто-то из заключенных.
Пассажир в шинели сорвался с места и набросился с кулаками на недавних обидчиков. И другие последовали его примеру. Ни Степан, ни Митя в стычке не участвовали. Подавленные, они оба сидели в стороне от драки и друг от друга. Когда в сарае затихло, рядом со Степаном оказался один из избитых деряевцев.
