Все и так бегали, а сейчас засуетились еще быстрей. Томин глянул в бинокль – со стороны Перекопского залива приближались старые знакомые, «лаптежники».
С ними он еще в Румынии познакомился и долго не мог сообразить, как же их сбивать, гадов. Если бы они просто летели, тогда все просто – зная скорость, делаешь упреждение.
Но «Юнкерс-87» – пикирующий бомбардировщик. Срываясь в пике, он не только противно сиреной завывает, но и резко увеличивает скорость. Попробуй, попади!
Оставалось одно, и Томин пришел к этому опытным путем – следовало постоянно сопровождать цель, сверяться при помощи трассеров. Тогда сразу становится ясно, куда стрелять.
Только так и можно «лаптежников» извести.
«Юнкерсы» приблизились и начали свое кружение. Вот первый перевалился через крыло и заскользил вниз, набирая скорость. Послышался заунывный прерывистый вой «иерихонской трубы».
– Огонь!
Забили пушки, посылая очереди. В каждой обойме было пять снарядов, бронебойно-трассирующих или осколочно-трассирующих. Череда ярких трассеров уносилась в направлении падающего силуэта «лапотника».
Наводчики корректировали огонь, и вот снаряды сошлись в одной точке, перекрещиваясь с самолетом.
«Юнкерс» полетел дальше, уже в виде облака огня, из которого вываливались обломки.
– С почином, славяне! – заорал Чекан.
– Огонь!
Второй огневой взвод сумел достать «лаптежника», который еще не покидал круга, и тот вывалился из зловещего хоровода.
Это очень не понравилось остальным пилотам. Похоже, они занервничали и решили свалить – сбрасывая бомбы в озеро, бомберы входили в разворот.
Зенитки сосредоточили огонь на удиравших, но большого успеха не добились. Правда, два «Юнкерса» решили исполнить свой долг до конца.
Оба вошли в пике, правда, не выдержали курс до конца, вывернули раньше, чем надо, из-за чего бомбы, направленные на гаубичные батареи, ляпнулись на берег озера, подняв в воздух массу жидкой грязи.
Пушки прострочили фюзеляж одного из «лапотников». Бомбер не вспыхнул, не взорвался, а вертикально вошел в мелкую воду, рассыпаясь и плющась. Кругами пошли волны, и лишь один хвост высовывался из мутной воды.
Напарник рухнувшего бомбовоза ушел-таки.
– Молодцы! – крикнул Томин. – Туда их!
– Товарищ командир! Танки!
– Это не танки, это самоходки.
– Хрен редьки не слаще!
– Ребята, наводи!
– Первый огневой взвод… Огонь по танкам!
– По самоходкам – огонь!
Плоские, словно приплюснутые «Арт-Штурмы» больше всего походили на танки без башен, которым умудрились вставить пушку чуть ли не между гусениц – она торчала из низенькой рубки.
Рубку эту сваривали из листов обычной стали, но попасть в нее было затруднительно – уж очень маленькая мишень. Пушка на «Штуг-III», как правильно назывался «Арт-Штурм», стояла 75-миллиметровая, однако ствол был коротким, из-за чего самоходка становилась беззащитной в ближнем бою.
Тем не менее на счету «Арт-Штурмов» числились тысячи танков, не считая пулеметных гнезд и дотов. Интересно, что идею «штурмовой артиллерии», воплощенной в «Штуг-III», подал Эрих фон Манштейн.
И вот идея материализовалась в железе.
– Огонь! – донеслось до Томина с позиций «гаубичников».
Грохнули орудия, и в тыл немцам улетели увесистые снаряды.
– Огонь! – скомандовал Гоша.
Высота была небольшой, но все же давала преимущество. Мелкие 37-миллиметровые снаряды язвили «Арт-Штурмы», а осколочно-фугасные, выпущенные соседями, рвались, поражая пехоту.
– Далеко до них! – проорал Чекан. – Не пробить!
В эту самую секунду гаубичный снаряд взорвался рядом с самоходкой, перешибая той гусеницу. «Штуг-III» заскребла единственной «гусянкой»,
