чувствуя, как затягивается дыра в боку. Подошел к груде поломанного оружия, нашел обломки древков, с которыми они уже тренировались, и принес обратно. Дал одну палку Тренеру, другую протянул Эдо.
– Ты сказал, что мог бы научить нас еще паре трюков.
Эдо взглянул на палку, а потом, мимо Чета – на дверь, ведущую из камеры. За дверью, разговаривая о чем-то со стражниками-минотаврами, стояла массивная фигура в плаще с капюшоном. Размеры фигуры не оставляли сомнений в том, кто это был.
Чтобы войти, Мортему пришлось пригнуться. Он отбросил капюшон, обнажив костистую голову, и оглядел комнату. Увидел Эдо, и глаза у него вспыхнули, а губы сжались, обтянув клыки. Он направился прямо к ним. Чет заметил, что он уже едва прихрамывает.
Эдо забрал у Чета палку.
– Вы двое, уходите.
– Нет, – сказал Чет. – Пошел ты.
Тренер тоже встал, присоединившись к ним.
Мортем остановился в нескольких футах от них, посмотрел на палки.
– Я не вооружен, – сказал он, распахнув плащ, чтобы они убедились: он говорит правду. – Я здесь не для того, чтобы сражаться. Я пришел поговорить… Сказать, что ценю вашу храбрость и умение обращаться с мечом.
Ни один из троих не опустил оружия.
– И предложить вам шанс. – Он по очереди посмотрел на каждого из них. – Я не люблю убивать храбрых. Но завтра я должен выиграть любой ценой. Поэтому у меня к вам предложение. Попадетесь мне на пути – просто
Устремив взгляд на Эдо, он тихо добавил:
– За тобой я приду в первую очередь. Иначе никак. Этого требует честь. – Он постучал пальцем по своему широкому ремню. Темная кожа была сплошь покрыта рядами насечек. – Одна душа – одна насечка. За двадцать игр я сразил больше душ, чем любой другой чемпион за всю историю Игр. Не будь глупцом. Запомни мое предложение, и спасешь свое ба.
Эдо молчал.
Мортем набросил капюшон и вышел из камеры.
Чет посмотрел на Эдо.
Тот встретил его взгляд и улыбнулся.
– Ни шанса, значит?
Глава 41
Вздрогнув, Триш проснулась. Сколько проспала, она не знала. Снаружи было темно; в окно между планок пробивался лунный свет.
Ясно было, что Ламия дала ей какой-то наркотик, но теперь, подумала Триш, его действие, похоже, заканчивалось. В голове у нее прояснилось. Триш потихоньку встала с кровати, подошла к окну и посмотрела в щель между планками. Луна светила ярко, и ей был виден весь двор и – вдалеке – болота. Внизу, у подножия холма, она заметила кладбище, подумала о Чете, как он лежит там совсем один под землей, и сделала глубокий вдох, чтобы не заплакать.
Она проверила каждую планку; ни одна не шаталась. Зато ей удалось найти криво забитый гвоздь, и она принялась расшатывать его, пока, наконец, у нее не получилось его выдернуть. Этим гвоздем она стала расцарапывать дерево вокруг второго гвоздя, выколупывая каждый раз по крошечному кусочку дерева. Работа шла медленно, но где-то через час ей удалось расшатать второй гвоздь. Ей хотелось есть, пить, у нее были ободраны пальцы, но она не унывала: ясно было, что, будь достаточно времени, ей удастся вытащить все гвозди из планки.
Из коридора послышались шаги. Триш задернула занавески и сунула гвозди под матрас. Открылась дверь, и вошла Ламия с подносом в руках. Она ткнула в выключатель локтем, и над их головами, зажужжав, ожила тусклая лампочка.
Ламия оглядела комнату цепким взглядом и сказала:
– Добрый вечер, Триш. Надеюсь, ты хорошо спала?
Триш молча смотрела на нее.
– Нашей крошке нужно хорошо питаться. Я тут приготовила овощи с травами, прямо из моего сада. – Она приподняла салфетку; на тарелке лежала горка исходящих паром овощей.
От запаха у Триш заурчало в животе. Она не представляла, сколько времени прошло с тех пор, как она ела в последний раз. Казалось, это было несколько дней назад.
– Ламия, я понимаю, что ты расстроена из-за Чета. Мы все расстроены… Не в себе. Но ты не можешь держать меня здесь вот так… Как пленницу. Это плохо для всех.
– Триш, дорогая, ты не понимаешь. Я не держу тебя тут в плену… Я
