Потерянные боги

поешь.

Триш потрясла головой.

– Нет. Я не буду есть твой яд.

– Яд? Нет, девочка, я никогда бы не дала тебе то, что может повредить нашей крошке.

«Нашей крошке», – подумала Триш. Она думает, что ребенок принадлежит и ей тоже.

Ламия взяла щепотку зелени и положила в рот.

– Смотри, никакого яда тут нет.

Но Триш не дала сбить себя с толку.

– Я не стану есть ничего, что даешь мне ты.

– Пойдем, выйдем на крыльцо, – сказала Ламия. – Хочу кое-что тебе показать.

Взяв тарелку, Ламия вышла из комнаты и пошла по коридору. Триш глядела на открытую дверь, не веря своим глазам, потом встала и, пройдя по коридору, нашла Ламию на крыльце.

– Позволь, я покажу тебе, почему тебе нужно оставаться в доме.

Триш огляделась; над низинами курился легкий туман. Она пытается меня надуть. Триш вгляделась в кусты, гадая, где может быть Джером, работник Ламии, и попыталась прикинуть, сможет ли она убежать от взрослого мужчины на восьмом месяце беременности.

– Они сейчас будут здесь. – Ламия поставила тарелку на столик между двумя качалками, стоявшими на крыльце. – Смотри вон туда, где опушка… Вон там, в тумане над болотами.

– И кто же там будет?

– Мои дети.

Они подождали еще несколько минут, но ничего не случилось. Триш покосилась на Ламию. У той на губах играла легкая полуулыбка, как у королевы, обозревающей свои владения. Триш посмотрела на дорожку, ведущую к шоссе, пытаясь вспомнить, какое там расстояние. Ей казалось, там мили две, или три – не больше. Сможет ли она пройти столько в своем нынешнем состоянии? Она решила, что сможет. Она, наверное, сможет все, что угодно, только бы сбежать от этой безумной женщины. Она сделала шаг к лестнице.

– Вот и они.

Триш не видела ничего, кроме светлячков. Она шагнула еще раз, оценивая расстояние, отделявшее ее от Ламии. И тут заметила кое-что странное: все светлячки летели к ним, вверх по склону. Но еще более странным было то, что двигались они парами. «Словно глаза», – подумала она.

Они подплывали все ближе, и туман свивался вокруг них воронками, постепенно сгущаясь в призрачные фигуры. Триш ахнула, не в силах поверить тому, что видит.

– Дети, – сказала она. – Это же дети.

– Да, я же говорила. Это мои дети.

Они начали кричать, звать печальными голосами. У Триш мурашки пробежали по коже: звук был неимоверно грустным, исполненным бесконечного отчаяния.

– Мама, мамочка, – шептали они. Все они звали ее, Ламию. Все ближе и ближе. Они толкались, протягивали руки.

Ламия улыбнулась. Она просто сияла.

– Детки мои. Я люблю вас всех.

Дети подошли к крыльцу и остановились, замерев на нижних ступеньках, глядя на Ламию глазами, полными жажды и тоски.

Ламия рассмеялась.

– Они чудесные, правда? Как они любят меня. Всей душой.

Одна девочка – на вид ей было года два – случайно натолкнулась на нить, протянутую поперек лестницы, и колокольчики нежно зазвенели. Дети отпрянули, зажимая ладонями уши, с искаженными от боли лицами.

– Что с ними?

– Это просто колокольцы. Они не могут пройти мимо них. Это чтобы они не ходили в дом. И демонов это тоже держит на расстоянии. Они охраняют тебя, Триш.

– Какие демоны?

– Билли, Дэйви, – позвала Ламия. – Все в порядке, можете выходить. Пусть эта милая барышня на вас посмотрит.

Глаза у детей расширились от страха. Проследив за их взглядами, Триш увидела дуб – старое дерево, которое росло у самого крыльца. Из-за ствола появились двое мальчиков и неспешным шагом подошли к крыльцу. Все дети как один отступили на шаг.

Мальчики мило улыбались, но глаза… что-то у них было не то с глазами.