собственная коса. Интересно, найдется ли в лагере гребень?
– Тайфон сюда пока не добирался, – ответил Никодимус. – С учетом темноты и обилия владеющих накожной магией, я думаю, беспокоиться не о чем. Разве что демон додумается залить весь лес люцерином.
– Вот и славно, – кивнула Франческа, оглядываясь на Сайруса.
Когда ужин закончился, она поинтересовалась, где Жила. Услышав, что кобольд отлеживается в хижине, Франческа без всякого стеснения разбудила его и проверила, как движутся дела. Рана благополучно затягивалась. Убедившись, что пациент идет на поправку, целительница отправилась искать магистра Шеннона. Старик сидел в самой маленькой хижине и разговаривал с Никодимусом. На столбике кровати примостился, распушив перья и закрыв глаза, попугай-фамильяр.
Бесцеремонно выставив из хижины Никодимуса, Франческа занялась Шенноном. Чарослов попытался отказаться от осмотра, но Франческа хладнокровно пропустила все возражения мимо ушей и засыпала его вопросами, постепенно выстраивая историю болезни. Потом она его все-таки осмотрела: послушала сердце, легкие и урчащий желудок. Выстучала спину и грудную клетку, пропальпировала живот.
Сопротивление больного понемногу таяло, смущение рассеивалось. Способность Франчески наблюдать организм пациента во времени явила себя в полную силу: взгляд целительницы устремлялся то в уготованное Шеннону недолгое будущее, то в прошлое, и тогда сквозь морщины и впалые щеки проступали черты молодого смуглого красавца.
– Они еще не видели по-настоящему, насколько я сдал, – заговорил вдруг Шеннон. – Я имею в виду Никодимуса с ребятами. – Он помолчал. – Не то чтобы я хочу им демонстрировать, но… они не видели.
Франческа жестом пригласила его сесть на кровать, а сама устроилась на табурете.
– Хорошо, что я взглянула. Хотя пока заклятье не затронуло напрямую ни один из органов, по всем признакам, болезнь сильно прогрессирует.
– Прогноз?
– Непосредственной угрозы пока нет. Однако за будущее я беспокоюсь. Хорошо бы показываться целителю раз в два месяца.
– Хорошо бы Создатель послал мне до кончины хотя бы одного, – натужно рассмеялся старый чарослов.
Франческа подавила порыв напроситься добровольцем.
– Может, попробовать создать новый призрак? – спросил Шеннон.
– Нет, – мягко ответила Франческа и содрогнулась внутренне, увидев тоску на его лице. – Слишком большая нагрузка на организм.
Шеннон вздохнул.
– Никодимус верит, что отвоюет изумруд. Но раз Дейдре погибла… Это ужасная потеря.
– Вы об этом спорили с Никодимусом?
Слепой старик покачал головой.
– Не сказать чтобы спорили, о чем тут спорить… Болезнь сделала меня брюзгой. Я срываюсь на него за то, что тащит меня в дикую глушь, где я медленно гнию в хижине посреди леса, пока он шныряет по городу без единого слова из магических языков, которые я ему столько лет вдалбливал.
Франческа кивнула.
– Вам досадно, что он отказался от чарословия?
– Может, я и напрасно печалюсь. Но это единственное, что я мог ему дать.
– Он бы, думаю, возразил.
– Непременно… И все же повремени мы хоть немного с выходом из долины Небесного древа, ручаюсь, преуспели бы куда больше.
Франческа не ответила.
– Да, что же это я… Вы, в отличие от нас, не полуночница, – спохватился Шеннон, поглаживая бороду. – Сон куда важнее, чем слушать стариковское брюзжание.
– Я привыкла к недосыпу.
– Тогда считайте, что я хочу побыть один. А может, разбужу Азуру. – Он кивнул на нахохлившегося попугая.
– Спокойной ночи, магистр, – попрощалась Франческа, направляясь к выходу.
– Магистра, – окликнул ее Шеннон у самой двери. – Не знаю, как вы посмотрите на такое признание от старого пня, но…
Франческа терпеливо ждала.
– Но все же приятно, когда тебя выслушивают, осматривают, когда тебя…
«Трогают», – договорила мысленно Франческа за старого чарослова, не решавшегося произнести двусмысленность при женщине.
– Я рада, что представился случай вас осмотреть. Теперь мне будет спокойнее.
Шеннон кивнул.
Франческа вышла наружу, окунаясь в сырой аромат подлеска. Хотя в уставшие глаза словно песку насыпали, а ноги гудели не переставая, она чувствовала себя куда бодрее, чем после побега из лечебницы.
