Глава сорок пятая
Франческа проснулась в порозовевшей от рассветного солнца палатке и не сразу поняла, что спящий рядом с ней мужчина – Никодимус. Вспыхнув от накатившего чувства вины, она поспешила прочь.
На холоде дыхание слетало с губ призрачными завитками. В тысяче футов над землей парила на привязи половина «Королевской пики». Там, в высоте, солнце уже сияло в полную силу, и белый шелк слепил глаза на фоне еще сумрачного неба. В обычный день Франческа застыла бы, завороженная этой красотой, но сейчас едва взглянула.
Палатка, выделенная им с Сайрусом на двоих, оказалась пустой. У Франчески нехорошо сжалось внутри. Значит, он заметил ее исчезновение… Франческа уже собралась выползти обратно, когда обнаружила пригнувшегося у входа Сайруса – в тюрбане с вуалью.
Она замерла.
Испытующе посмотрев своими ореховыми глазами, Сайрус забрался под шелковый полог и уселся рядом.
– Сайрус, – тихо, но как можно отчетливее проговорила Франческа. – Прости, что…
Он остановил ее жестом, выуживая из складок мантии небольшую черную склянку. Франческа только брови успела сдвинуть недоуменно, как он капнул из склянки на шелковый пол – на гладкой ткани расцвело густо-черное пятно.
– Чернила? – догадалась Франческа.
Кивнув, Сайрус окунул палец в пятно, и чернила мгновенно ожили, заплетаясь изящным курсивом. Краситель заполнял контур, созданный иерофантскими чарами, выводя на шелке черным по белому: «Я всю ночь думал, как с тобой поговорить».
Франческа подняла глаза на Сайруса.
– Прости, что ушла.
Он кивнул на чернила, которые уже складывались в новую фразу: «Пиши, ты тоже можешь».
Франческа робко прикоснулась к чернилам. Вокруг пальца тут же собралась черная лужица. Франческа вывела букву «я» – мазки выходили толстые, некрасивые, однако стоило ей отнять палец, и каракули превратились в изящную летящую «я». Сайрус создал настоящий шедевр. «Я ходила переписываться с Никодимусом на нуминусе», – объяснила Франческа.
«Он тебе помог?»
Франческа закусила губу. «Он понимает, что со мной творится. Это сложно объяснить».
«То есть я не пойму?» – Рука Сайруса дрогнула.
«Я попытаюсь объяснить, но, наверное, не сейчас. Я чувствую… – Франческа оторвала палец от ткани, прислушиваясь к своим ощущениям. – Опустошение».
«Прости, Фран. Чем я могу помочь?»
«Пойми. Этого будет достаточно. И прости, что я ушла ночью разговаривать с Нико».
Сайрус помедлил. «Ты ему доверяешь?» Пауза. «Он к тебе неровно дышит».
«Не ревнуй, Сайрус. Я до него даже дотронуться не могу. Никто никогда не сможет. Бедняга. Честно, он всего лишь строил мне глазки, а я, каюсь, слегка переусердствовала с подначиванием. Я просто… – Пауза. – …Мне нужно было поговорить с кем-нибудь об увечье. – Еще пауза, дольше. – Теперь мне совестно».
«Тебе нечего стыдиться. Я все понимаю. – Сайрус придвинулся ближе. – А сейчас как ты себя чувствуешь?»
«Лучше. Уставшей. Я слегка… ошарашена этой внезапной глухотой».
«Ты не глухая».
Франческа посмотрела на него. Шутит? Не похоже, на лице нет и тени иронии. Опустив вуаль, Сайрус явил на свет узкую черную бородку и сжатые в упрямую полоску губы. Чернила под его пальцами ожили вновь. «Мы придумаем, как вернуть тебе слух».
«Ты думаешь?»
Сайрус кивнул, выдержав ее взгляд. «Если Никодимус может вернуть способность к чарописанию, значит, и слух можно вернуть».
«А если не получится?»
Сайрус взял ее за руку. После того, как Франческа всю ночь избегала соприкосновения с Никодимусом, теплая мозолистая ладонь почти обжигала. Второй рукой Сайрус провел по чернилам, и они заструились по шелку, выводя: «Мы найдем способ. Все будет хорошо».
У Франчески словно ослаб тугой узел внутри: исчез и страх, и непонятное хмельное чувство, толкнувшее ее к Никодимусу. Вчерашние заигрывания показались теперь чем-то вроде пьяной выходки. Однако Никодимус не делал вид, будто ничего не случилось, всецело принимая ее увечье и вынуждая ее саму точно так же взглянуть фактам в лицо, пусть через боль и отчаяние. Сайрус же доказывал, что она не оглохла – или оглохла временно, – тем самым
