еще раз на изумруд или отступить, затаиться и ждать, где объявится Тайфон, чтобы продолжить борьбу на новом месте. Никодимус поежился, вспомнив Джеймса Берра. Пролетая над долиной Зеленоводного, он видел несколько обглоданных ликантропских тел, но Берра и след простыл.
Видимо, сбежал назад в саванну.
Снаружи донесся вой океанского ветра и визгливая перебранка чаек. Где-то рядом, наверное, в соседней комнате, открылась и закрылась дверь. Скрипнула кровать. Ветер завыл сильнее.
Еще через пару минут, предварив свое появление коротким стуком, вошел Сайрус с тарелкой еды. Только теперь Никодимус почувствовал, насколько проголодался. Поблагодарив иерофанта, он принялся уплетать за обе щеки хрустящую жареную рыбу и пряную чечевицу.
Сайрус, присев на вторую кровать, размотал тюрбан, а потом, когда Никодимус доел, опустил и вуаль.
– Я тебя сдал.
Никодимус заморгал в недоумении.
– Я сдал тебя авильскому ветряному маршалу, чтобы нам предоставили «Королевскую пику» для погони за Скитальцем. Надеялся, что ты сможешь вернуть Франческе память и слух. – Он помолчал. – Понимаешь, зачем я это сделал?
– Да.
– Гордиться тут нечем, но я без колебаний поступил бы так снова.
Никодимус промолчал.
– Я говорил с Иземом. Пятого члена команды мы оставляем здесь и вдвоем с капитаном поведем корабль на Луррикару, а оттуда в Авил. Я высажу тебя в Холодном Шлюзе, оттуда будет сподручнее вернуться в лагерь. Маршалу доложим, что под Даром ты заразил кусок «Пики» ошибками и сбежал. Если тебя угораздит попасться дозорным, держись этой версии, иначе меня сбросят из-под облаков без единого клочка ткани за измену.
Никодимус кивнул.
– Франческа хочет отправиться с тобой, – разомкнув плотно сжатые губы, проговорил Сайрус.
Никодимус постарался сохранить бесстрастное выражение.
– Помоги мне убедить ее, что слух вернется.
– Что?
– Эта внезапная глухота ее убивает. Ты должен подтвердить, что все наладится.
У Никодимуса внутри все закипело от негодования.
– Откуда ты знаешь, что мы вернем ей слух?
– Она должна надеяться. Нельзя отнимать у нее надежду.
Никодимус сжал кулаки. Его самого все детство пичкали уверениями, что он перерастет или преодолеет свой недуг.
– Ты ведь сам в этом не уверен. Обнадеживать попусту – жестоко.
– Кому лучше знать, как не тебе! – с жаром воскликнул Сайрус. – Ты живешь надеждой когда-нибудь избавиться от увечья. Как ты можешь отказывать в такой же надежде ей?
Никодимус едва сдержался, чтобы не наорать на иерофанта и не кинуться в драку. Однако сквозь застящую глаза ярость он видел в словах Сайруса зерно истины. Никодимусу надежда служила топливом, дровами, которые он подбрасывал в костер, подогревающий его волю к жизни.
– Я приму любое отношение Франчески к потере своих способностей, – уткнувшись лицом в ладони, наконец произнес он, стараясь сдержаться.
Сайрус умолк надолго.
– Тогда еще одно. Помоги мне убедить Франческу не высаживаться с тобой в Холодном Шлюзе. На корабле ей будет безопаснее.
– Послушает она меня, как же! – фыркнул Никодимус.
– Я скажу ей, что это наше общее мнение.
– Я, может, ее плохо знаю, но уже понял, что переубеждать ее в чем-то бесполезно.
– И все равно, пусть думает, что мы единодушны. Если она все же упрется, за ее жизнь отвечаешь ты.
– По сведениям Дейдре, как раз наоборот, ей придется отвечать за мою.
Сайрус отвернулся к занавешенному окну.
– Я на тебя не в обиде, – явно искренне, хоть и сердито, буркнул иерофант.
– И я на тебя, – как можно спокойнее ответил Никодимус.
– Буду в офицерской – третья дверь по коридору. Стучи, только если сильно понадоблюсь, а так без лишней нужды не выходи. Вылет через два часа.
Он ушел. Никодимус откинулся на кровать и закрыл глаза. Перепалка двух чаек перешла в истошные вопли, потом затихла. Никодимус раздумывал над отношением Сайруса к постигшему Франческу несчастью, и клокотавшая внутри ярость тоже то утихала, то набирала силу. В глубине души он понимал, что отчасти злится и на себя самого. Меньше всего на свете он хотел бы дразнить Франческу ложными надеждами, однако сам почти всю свою сознательную
