толкая ее назад к отрицанию, но и даря хоть какую-то надежду.
Франческа опустила голову и ссутулилась. Плакать уже не хотелось, хотелось лечь и забыться вечным сном.
Сайрус, наклонившись ближе, погладил ее по щеке. Франческа безвольно привалилась к нему. Он поцеловал ее в лоб, и она, обмякая, прильнула к его плечу. Она не знала, кому из них, Никодимусу или Сайрусу, поверить и точку зрения на свое увечье принять. Но когда Сайрус притянул ее к себе, его поцелуй словно придал ей сил.
Тугой узел внутри лопнул окончательно. Слез не было. Слез больше не будет. Однако на душе теперь лежал тяжеленный камень, и Франческа, словно боясь, что он утянет ее ко дну, ухватилась за Сайруса, как утопающий за соломинку. Утонуть в этом глубоком отчаянии можно было в два счета.
Никодимус и думать не думал, что способен заснуть на гигантском пропитанном чарами крыле, несущем его по небу. Но когда кто-то потряс его за плечо, он проснулся, моргая, в миле от земли, обтекаемый струями ветра. Под ним раскинулся незнакомый город.
Такой же песчаник и красные черепичные крыши, как в Авиле, однако, в отличие от Авила, не стиснутые со всех сторон кольцом толстых крепостных стен. К защитным бастионам с проездными воротами лепились с наружной стороны небольшие посады, но даже без них город был больше Авила раза в два. Святилище с сияющим белоснежным куполом тоже превышало размерами авильское. То была обитель канониста Зайда, чья божественная сила обеспечивала приток талых вод с гор к западу от Круглой башни через сеть прорезавших город каналов к загородным полям. Над святилищем Зайда парила разноцветная стая воздушных змеев, на западе голубела гавань с белыми треугольниками парусов, окрест стелилось лоскутное одеяло пшеничных и гороховых полей. Таков был Дар, многовековая столица Западного Остроземья.
Никодимуса вновь потрясли за плечо. Оглянувшись, он увидел перевернутое лицо Сайруса, висящего на мантии под корабельным крылом, словно в люльке.
– Дар! – прокричал иерофант. – Обидно было бы пропускать такое зрелище.
Никодимус кивнул. В начале перелета у них с Сайрусом завязалась беседа: оба стремились наладить худой мир после давешнего обмена ледяными репликами, и Никодимус почти перестал грызть себя за ночной тет-а-тет с Франческой.
В основном разговор вертелся вокруг разных типов воздушных судов. Никодимус, очарованный могучими конструктами, расспрашивал о моделях, маневрах и великих сражениях. Но Сайрус, даже оседлав любимого конька, не собирался сокращать дистанцию больше необходимого. Никодимус тоже вздохнул с облегчением, когда Сайруса позвали дела.
Теперь же Сайрус показывал на север.
– Держим курс вон туда, на садовую башню. Отсюда, кстати, можно разглядеть Острую гору.
Прищурившись, Никодимус действительно различил едва заметно синеющий на горизонте островерхий силуэт. А потом Сайрус развернулся и двинулся по крылу к Франческе.
Изем разместил целительницу и Никодимуса на порядочном расстоянии друг от друга, не позволявшем обмениваться посланиями: из рук в руки не передашь, а переброшенное унесет ветром. Иначе, по словам капитана, не удалось бы сбалансировать сложенный узким клином корабль.
У Никодимуса екнуло сердце, когда он увидел, как Сайрус берет Франческу за руку. Иерофант показал вниз, на землю. Франческа, кивнув, что-то ответила жестами. Он поцеловал ее ладонь. Она не отняла руку и не смотрела по сторонам, пока Сайрус не вернулся к обязанностям пилота.
Никодимус, отвернувшись, впился взглядом в город.
Может, Скиталец прав, и какография поможет ему в борьбе с Разобщением? Но заполучи он изумруд – хотя бы на час! – и ему будет дана возможность коснуться другого человека без боязни ему навредить. И если когда-нибудь этот светлый час настанет, этим человеком будет кто угодно, но не магистра де Вега.
Несмотря на ночной визит – мысли о котором не отпускали Никодимуса до самого подъема в воздух, – она вела себя с Сайрусом по-прежнему, не приближая, но и не отталкивая.
Еще час корабль летел вдоль берега на север, планируя над холмами, поросшими невысокой, едва за колено, травой, которая не оставляла ликантропам шанса подобраться к городу незамеченными. Секвойи так далеко к северу тоже не росли, вместо них на холмах зеленели раскидистые дубы, а на берегу кланялись соленому ветру тонкие пальмы.
В холмах то тут, то там попадались небольшие скопления ветроуловителей – при всем своем величии эти парусиновые конструкты заметно уступали размерами авильским, да и разбросаны были шире. Ветры здесь не отличались такой силой и постоянством.
Когда впереди показался выгнутый плавник башни, «Королевская пика» начала раскраиваться, перестраиваясь в шестигранный корпус из разрозненных туго натянутых полос в обрамлении ловящих ветер парусов.
Пришвартовав корабль у широкого причала, Изем закутал Никодимуса в зеленую мантию и повел по веренице узких трапов и мостиков в небольшую комнату с двумя койками и занавешенным окном, за которым золотилось утреннее солнце. Там капитан оставил его одного – с наказом никуда не уходить.
Никодимус улегся на кровать и попытался собраться с мыслями. Пилоты доставят его обратно в Авил, а там они с Шенноном вместе решат, покушаться
