исцелить их раненого. И тогда мы накладываем заклинание-удавку на коронарную артерию главаря, прежде чем приступить к делу. Если нас попытаются подвергнуть цензуре или убить, главарь тоже умрет.
– Удавку, значит?
– Ослаблю, когда снимешь цензуру.
Сайрус шагнул к Франческе и дотронулся до свитой в тугой шнур столы, сдавившей виски. Красный шелк лег на плечи. Мантия обмякла, распускаясь мягкими складками, и голову словно окунули в холодную воду – магические способности вернулись. Когда озноб прошел, Франческа послала волну сигнальных фраз в солнечное сплетение Сайруса. Одна из них достигла заклинания, сжимающего артерию, и отдала отменяющий приказ.
– Все? – спросил Сайрус.
– Пока я рядом и не под цензурой, тебе ничего не грозит, – кивнула Франческа.
Сайрус устало потер рукой лоб.
– А если я передам башенному стражу насчет Дейдре?
– Не передашь.
– Проклятье, Фран, и как теперь прикажешь мне жить? Ты так и будешь держать мое сердце на крючке, а если я сделаю что-то тебе неугодное, прикончишь?
Франческа поправила столу.
– Ты клялся защищать Авил. Я клялась заботиться о людях. Нам обоим необходимо выяснить, что угрожает городу. Но действовать нужно с оглядкой. Я надеялась, что не придется прибегать к силе и ты образумишься сам, однако по-хорошему ты сотрудничать отказался. Поэтому заклинание-удавка останется, а решения буду принимать я.
Сайрус помассировал виски.
– Вот значит, что такое на самом деле «оставить последнее слово за собой», – пробормотал он и, рассмеявшись вдруг, посмотрел Франческе в глаза. – Не знаю даже, что страшнее: твое самоуправство, твоя удавка или твои дурацкие каламбуры.
Глава шестнадцатая
Не успел Сайрус освободить от сковывающего заклинания мантию Франчески, как вернулась стажерка с приказом немедленно подняться на взлетную площадку и предстать перед стражем и маршалом. Передала приказ и тотчас скрылась.
– Я отказываюсь врать, – заявил Сайрус.
– И не нужно. Просто опусти скользкие моменты. Ты парил в дозоре над Авилом, увидел, как я падаю со змея. Подхватив меня, выяснил, что в святилище творится неладное, и прилетел сюда предупредить ветряного маршала.
Сайрус скрестил руки на груди.
– Предлагаешь заняться сочинительством?
– У тебя есть другой способ не накалять страсти? Хорошо, не нравится сочинительство, есть много других, невербальных видов искусства. Танец, например. Будешь отбивать чечетку вокруг стража, пока я покручу фуэте перед маршалом. Или можно вылепить бюст…
– Не язви. Хорошо. Скажу им ровно столько, сколько нужно. На данный момент, – уточнил он после секундного раздумья.
– Вот и ладно. Пока мы не выясним, что там в самом деле случилось, твой долг – предельная осторожность.
– Не рассказывай мне о долге, магистра. Пойдем, покончим уже с этим делом.
За пологом обнаружилась веревочная лестница, уходящая вверх по песчаниковой башенной стене. В пятидесяти футах внизу колыхалась под ветром высокая, по колено, трава.
Сайрус взбирался проворно, словно белка. Франческа же от каждого порыва ветра вцеплялась в перекладины мертвой хваткой и в конце концов вынуждена была крикнуть изрядно опередившему ее Сайрусу, чтобы подождал. Иерофант оглянулся с непроницаемым лицом, подставив ветру смоляные кудри.
Постепенно Франческа преодолела разрыв, и они поднялись еще футов на двадцать – к узкому выступу, переходящему в полутемный коридор. Сайрус помог Франческе перебраться с лестницы на выступ и тут же оттащил в сторону, давая дорогу трем иерофантам с притороченными на спине большими тюками. Франческа представила, как эти трое, наверное, проклинали ее за медлительность, взбираясь следом.
Сайрус двинулся за ними по коридору, который чуть погодя вывел их в длинный узкий колодец, похожий на горную расщелину с виднеющейся в вышине полоской неба и клочьями облаков. Вот только стены колодца были не каменными, а деревянными – бесконечные ярусы лесов и подмостков, некоторые с затейливыми лебедками, блоками и цепями. Около половины подмостков занимала свернутая рулонами парусина.
