распоряжаться: — Живо по коням! А ты, Липень, проводника мне давай. Ослоп, подыщи провожатому лошадку из смирных, чтоб не свалился по пути.
Заряница продолжала стоять на месте. Княжич одно время не обращал на нее внимания, да и заметив, истолковал ее ожидание совсем иначе:
— Рано награды ждешь, красавица. Вот ежели догоним ворога, тогда отблагодарю. Будешь по деревне в колтах [14] серебряных красоваться.
Та покачала головой.
— Не надобно мне награды. Лучше поведай, братец-то мой… жив ли?
Дмитрий помрачнел и смущенно пожал плечами.
— Кто их ведает… Пешцы супротив кованой рати московской стояли и главный удар на себя приняли. Храбро держались, ничего не скажешь, но и народу полегло среди них немало.
Заряница горестно охнула.
— Да ты не печалься, — неловко попытался успокоить ее княжич, влезая в седло. — Чай, твой братец сам кого хочешь зашибет, — и, уже не обращая на нее внимания, снова повернулся к Липню: — Да сани сыщи, старче, — но, покосившись в сторону направляющегося к нему Ивана Акинфича, поправился: — Нет, двое саней.
— Напрасно ты загодя, — вставил словцо подошедший боярин, осторожно щупая припухшую и кровоточащую нижнюю губу, прикушенную во время последнего удара Улана. — Не сглазить бы.
— Ты про что? — нахмурился Дмитрий.
— Про сани, кои ты велел для Юрия Данилыча и ближних его приготовить.
Дмитрий хмыкнул и иронично усмехнулся.
— То не для него. Одни для гусляра с побратимом, — кивнул он в сторону Улана с Петром, — а другие… для тебя, боярин. Тебе, как я погляжу, нынче лучше в седло не садиться, не на пользу, видать, божий суд пошел, а нам ждать, пока в себя придешь, недосуг. Людишек твоих я при себе оставлю, а ты сам с десятком ратных давай-ка обратно в Тверь, — и, не глядя на Ивана Акинфича, принялся командовать дальше.
Трудно сказать, чего больше было в этом решении: то ли княжич и впрямь решил позаботиться о боярине, судя по обалделому взгляду так до конца и не пришедшему в себя; то ли это стало скрытым наказанием за промедление в последние дни.
— Не губи, Дмитрий Михалыч! Как я твоему батюшке в очи глядеть стану?! — взмолился Иван Акинфич.
Княжич лишь досадливо отмахнулся, давая понять, что переиначивать не станет. Однако, хотя и торопился, а успел напоследок предупредить Улана с Петром:
— Бежать по дороге не удумайте. Места глухие, далеко вам не уйти, да и ни к чему. Песню твою не токмо я, но и батюшка мой слыхивал, а за нее, я чаю, он многое простить может. Ну а ежели я вместях с Юрием Данилычем возвернусь, то и вовсе…
Через минуту и он сам, и его люди, за исключением десятка боярских ратников и самого Ивана Акинфича, скрылись с глаз.
— А ты, девка, покажь людишкам, где у тебя во дворе сани стоят, — буркнул Зарянице Липень. — Мыслю, так оно справедливо будет, ежели одни сани у твоего братца возьмут, — кивнул в сторону друзей, — а другие, для боярина, пущай уж у меня со двора. Вот токмо как их обратно возвернуть? Пропадут ить, как есть пропадут, — сокрушенно покачал он головой и, понурый, побрел к своей избе, прихватив четверых дружинников.
Девушка повела за собой вторую четверку ратников. Пока лошадей впрягали в сани, Заряница, улучив удобный момент, когда боярин отвернулся, шепнула друзьям:
— Там я оба ваших ножа в солому сунула. Чай, сгодятся в дороге.
— Спасибо, — улыбнулся Улан.
Заряница отмахнулась, мол, какие пустяки, и, помявшись, обратилась к Петру:
— А ты, слышь-ко, не серчай на меня, — попросила она смущенно.
— За что? — удивился тот.
— Ну, помнишь, я тебе ногой наподдала. Ты еще с лестницы кувыркнулся. Я опосля подумала, может, ты и впрямь солому у меня с ноги снимал, а я, дурка, решила, будто ты меня того, облапать удумал…
Улан крякнул и отвернулся, чтобы не смущать девушку и без того пунцовую.
— Да все правильно, — отмахнулся Петр. — Чего там. Я ж действительно тебя того…
— Ах ты ж! — задохнулась от возмущения Заряница. — А я-то… — и она, фыркнув, убежала прочь.
— Мог бы и промолчать, — укоризненно заметил Улан, неспешно забираясь в сани.
— Надо же, — протянул Петр, озадаченно глядя ей вслед. — Вот так всегда: хочешь по-честному, а получается еще хуже. Ладно, чего теперь, — и он плюхнулся вслед за другом в розвальни саней. — Ну, поехали, как сказал попугай, когда кошка тащила его за хвост. А мы, дураки, гадали с тобой, на кого выходить. Оказывается, судьба сама за нас определила, — и он задумчиво протянул: — М-да-а, положеньице. А впрочем, могло быть и хуже, грех жаловаться. Одно то, что твоя встреча с Буддой сорвалась — уже отлично. Да и тверской князь на радостях по случаю победы не должен нас слишком
