Сильвестр торопливо закивал головой, извлек из своего сундучка несколько бумажных рулончиков и торжествующе протянул их Петру, что-то тараторя при этом.
— Он говорит, что теперь ты сможешь очиститься от кары за любые совершенные тобой грехи: прелюбодеяние, грабеж, кражу, поджог и убийство, причем вне зависимости от того, кого ты убил, — перевел Улан, о чем-то спросил Сильвестра и, услышав его ответ, продолжил: — У него с собой имеются особые индульгенции, дарующие прощение, даже если от твоей руки погибли мать, отец, сестра, брат или жена. А еще, — он густо покраснел, — если ты с ними всеми прелюбодействовал перед этим. Разумеется, тебе надлежит исповедаться у священника, но у монаха есть особая индульгенция, позволяющая и без исповеди вернуться в лоно церкви очищенным от всех грехов.
— И бог, значит, прочитав его бумажки, простит мне все прегрешения, кои я сотворил с людьми, включая папу, маму, братика и сестричку? Ну и ну, — оторопело протянул Петр. — Сдается, эти парни вообще ополоумели вместе со своим далай-ламой, а своего бога держат за последнего… Ладно, не буду продолжать, но исключительно из уважения к всевышнему, коему здорово не повезло с паствой. А Сильвестру передай, чтобы он спрятал обратно свои писули, а то я не выдержу и засуну этот ларец в его собственное лоно. Хотя подожди-ка, — он почесал в затылке и хитро улыбнулся. — Слушай, Уланчик, поинтересуйся, а нет ли у этого пастора Шлага отпущения грехов за убийство духовного лица? Вот за это я бы не поскупился и даже заплатил.
Улан улыбнулся, спросил, внимательно выслушал и брови его от удивления взметнулись. Повернувшись к другу, он растерянно протянул:
— Действительно имеется. Более того, он предлагает тебе… существенную скидку.
— Убить попа по дешевке? — недоверчиво уточнил Сангре.
— Почти. Он говорит, что если ты возьмешь у него несколько одинаковых индульгенций, то получишь огромные скидки, так что три тебе обойдутся по цене двух…
Пораженный Петр фыркнул и, не выдержав, захохотал, держась за живот. Смеялся от души, взахлеб. По щекам его текли слезы, но он ухитрялся периодически выкрикивать сквозь смех:
— Прямо тебе… рекламная акция… Только у нас… этой весной… широкая распродажа: убей трех священников… по цене двух! — чуть успокоившись и отдышавшись, он внес новую идею: — Нет, лучше вот так: «Заплати за убийство двух священников и получи третье бесплатно». Предложи идею в качестве подарка этому хлюсту — авось понравится и он нам еще что-нибудь бесплатно подарит. М-да-а, ну ты меня уморил, брателло, спасибо, — обратился он к Сильвестру и весело подмигнул Улану. — И сразу настроение поднялось.
— С чего вдруг?
— Да я как на них, католиков, посмотрю, а особливо их послушаю, таки мне сразу и за себя не стыдно… Слушай, Уланчик, согласись, что по сравнению с таким богохульством кровожадные жрецы ацтеков — простодушные ангелы во плоти. Ну ладно, слово сдержим, заплатим, благо нашего свинцового фальшака хватит на сотню попов. Но предупреди его, что первым покойником окажется не кто иной, как он сам, если сей же час внятно и четко не растолкует, за что этот чертов Перец так измывался над моим простодушным Боней, к коему я прикипел всей своей трепетной душой, и чего конкретно инквизиторы от него домагивались?
Однако обещания Петра для начала превратить францисканца в одноногого Сильвера и далее надругаться над ним всевозможными способами не помогли. Приняв угрозы Сангре за чистую монету, тот плакал, валялся в ногах, взывал к рыцарскому великодушию, но ответить, что именно пытались выяснить у испанца отцы-инквизиторы, не смог. Не знает и точка. Не сообщали они ему, таились. Более того, они и на допросы рыцаря его отчего-то не брали, выпросив у фон Альтенбурга местного лекаря.
Но, как показалось Сильвестру, инквизиторы, скорее всего, ошиблись, ибо крестоносец, по всей видимости, на самом деле ничегошеньки не знает. Дело в том, что фра Пруденте перед самым своим отъездом поручил ему не только спешно поставить рыцаря на ноги, но и тщательно фиксировать на бумаге все слова, сказанные испанцем в бреду, поскольку известно, что в таком состоянии люди лгать еще не научились. Так вот, судя по записям слов, крестоносец и впрямь ничегошеньки не ведает, ибо даже будучи в забытьи все отрицает.
Словом, единственное, что удалось выяснить друзьям, так это о наказе, полученном монахом от фра Пруденте перед самым отъездом последнего. Впрочем, ясности это знание не внесло, скорее, еще сильнее все запутало. Дескать, едва бывший тамплиер придет в себя настолько, что сможет выдержать дорогу, надлежит немедленно выехать вместе с ним в Мазовию к черскому князю Тройдену и там… дожидаться дальнейших распоряжений, кои они непременно ему пришлют. Сильвестр попытался уточнить, сколько времени ему ждать, но инквизитор не сказал ничего конкретного, сердито отрезав: «Сколько потребуется. Может, неделю, а может, и месяц».
— Ну и что ты из этого понял? — озадаченно поинтересовался у друга Петр уже на обратном пути в Бизену.
— Думать надо, — честно сознался Улан. — Пока ничего путного на ум не приходит.
— Ладно, — отмахнулся Сангре. — Парень живой, а это главное. Будет кого продать кузине. К тому же у нас в запасе имеется Дитрих. Может, он как начальник знает больше. Вот только толковать с ним нужно прямо сейчас, в смысле по пути в Бизену.
— А к чему такая спешка? — удивился Улан. — Или ты думаешь, что Кейстут его у нас отнимет? Но он же обещал отдать нам комтура в счет добычи, и я не думаю…
— Да не в том дело, — отмахнулся Сангре. — Я Кейстуту тоже верю. Он слов на ветер не кидает, пацан сказал, пацан сделал. Но этого шлимазла
