вас все исключения из правил, какие я только в состоянии себе позволить. Он был чрезвычайно убедителен.
– Да уж, он умеет быть убедительным, когда захочет.
Дези закинула ногу на ногу, переплела пальцы на остром колене и обратила к нему взгляд ярко-зеленых глаз.
– Вот уж не ожидала, что однажды ко мне придет человек, который мне будет задавать вопросы, а не я ему, – произнесла она насмешливо. – Впрочем, я в вашем распоряжении, сударь.
…Досье доктора Дезидерии Вифстранд – по крайней мере, та его часть, что не составляла тайну личности, – являло собой занимательное чтиво, но лишь для компетентного читателя, для остальных же не более любопытное, чем мог бы составить о самом себе всякий человек, живущий активной жизнью и увлеченный работой. Любящие родители из технарей, люди вполне зрелые, с изрядной репутацией. Отец, инженер Отто Андерссон, конструировал сверхтяжелые энергонасыщенные сервомеханизмы, а мать, доктор Карин Вифстранд, исследовала свойства органических композиций. Спокойная, благополучная семья, образцовое родовое гнездышко, кстати – довольно большое. Все доселе известные ангелиды были единственными детьми у своих родителей, но здесь дело обстояло иначе. Дези была пятым ребенком, и довольно поздним. Вероятно, перспектива ее появления оказалась для немолодых уже супругов приятным сюрпризом. Но развитие плода протекало не слишком хорошо, и будущая мать принуждена была провести почти месяц в отделении женщины и ребенка Каролинской больницы в Стокгольме. Режим был щадящим, процедуры по приведению плода в благоприятное состояние – вполне комфортными. Хотя поначалу госпожа Вифстранд испытывала необъяснимые ночные кошмары, о чем поведала супругу и лечащему доктору… (Кратов – Носову: «Не слишком ли много неучтенных ангелидов с парадоксальным психоэмом для такого маленького региона? Что им в этой Швеции, медом намазано?! Локкен, Харон, Ледяная Дези… а о скольких мы не знаем?» Носов – Кратову: «Да-да, мы уже занялись этой больницей. Там вообще обнаружилось много любопытного… и не только в ней…») Впрочем, кошмары прекратились так же внезапно, как и начались, динамика же развития плода сделалась стабильно положительной, и все неудобства были объяснены эффектом лечебных мероприятий. Появление Дезидерии на свет было встречено остальными членами семейства с полагающейся радостью. В особенности был рад доктор Стеллан Р. Спренгпортен, как раз незадолго до счастливого события предложивший свои услуги в качестве семейного врача. Слегка хватив лишку по этому случаю в обществе господина Андерссона, он произнес странную фразу: «Человечек, хвала всевышнему – настоящий человечек!» На высказанное господином Андерссоном недоумение последовал уклончивый ответ: «Уж теперь-то все будет прекрасно! И я никому не позволю… ни-ко-му!..» Что именно и кому Стеллан не позволит, уточнить не удалось, поскольку ему вдруг на ум взбрела фантазия спеть «Три маленьких селедки», на каковой порыв господин Андерссон не откликнуться никак не мог, и о странных репликах было позабыто. Впрочем, прибавлению в семействе оказались рады не все, а именно – восьмилетняя Агнес, утратившая статус младшего и самого любимого ребенка. Да что там говорить: Агнес невзлюбила сестренку и с трудом справлялась с приступами жестокой детской ревности. Дошло до того, что взрослые опасались оставлять Дези без присмотра, если в доме находилась Агнес. «Что с тобой, дитя мое? – допытывался Стеллан. – Взгляни же на нее! Дези – сущий ангел, как ее можно не любить?!» – «Никакой она не ангел, вот, – сердито отвечала Агнес. – Она притворяется ангелом, а на самом деле…» И уходила, не докончив фразы, оставляя доктора в тревожном недоумении и ощущении педагогического бессилия. Все разрешилось само собой, когда Дези заговорила – а произошло это удивительным образом прежде, чем она толком научилась ходить. Получилось так, что малышку, занятую игрой, оставили без присмотра, и в детскую с недобрыми, как представляется, намерениями вошла Агнес… Спустя несколько минут родители вернулись, но обнаружили двери детской запертыми изнутри. Пока они спрашивали друг дружку, кто мог это сделать и зачем, Стеллан со словами: «Это Агнес, кто же еще…» – растолкал их и вынес дверь могучим плечом. Агнес стояла на коленях перед сидящей на полу Дези, закрыв глаза, а та с обычной своей улыбкой, которую трудно было назвать иначе нежели «неземная», гладила ее по щеке ладошкой. «Что здесь произошло?» – попытался было спросить строгим отцовским голосом господин Андерсон, но получился задушенный жалкий шепот. «Мы зайки», – ответила Дези радостно и непонятно. «Зайка Агнес, – эхом отозвалась сестра и шмыгнула носом. – Зайка Дези. Мы зайки…» – «Зайки хорошие», – резюмировала Дези и вернулась к игре как ни в чем не бывало, в то время как Агнес, обливаясь слезами, бросилась прочь. «Ступайте за ней», – велел Стеллан родителям. И, когда за теми закрылась дверь, убрал ногу в громадной тапочке с помпоном с валявшихся на полу ножниц… Добиться от Агнес удалось немногого: «Я все поняла, вот… Дези хорошая… она просто другая, вот… она мне объяснила… и я все поняла…» – «Ну, разумеется, дитя мое, – говорила госпожа Вифстранд, поражаясь и одновременно не слишком доверяя вдруг случившимся в Агнес переменам. – Вы все разные, но мы всех вас любим». – «Мама, – возражала Агнес, виновато глядя на нее снизу вверх. – Я знаю, ты любишь Дези сильнее меня. Она маленькая и беспомощная. А я уже взрослая, вот. Зато Дези любит всех одинаково, она мне объяснила. Она маленькая, но в ней океан любви, вот. Хватит всем поровну. Я едва не утонула в этом океане, мне столько не нужно…» Стеллан, присутствовавший при этом разговоре, был единственным, кто понял больше, чем было сказано. Что, впрочем, не мешало ему вскорости обнаружить себя полным идиотом. «Агнес, – молвил он, оставшись с девочкой наедине. – Ножницы». – «Да, я гадкая, – легко согласилась та. – Хотела отрезать у Дези прядку, чтобы сделать куклу вуду. Я знаю, что это чушь, но мне хотелось попробовать, вот. Не у себя же я стану отрезать! А вы что подумали, Стеллан?» В этой семье, как и во всех прочих, было принято обращаться к доктору по имени. Он запоздал с ответом, и несносная пигалица заметила, иронически качая головой: «Стеллан, вы насмотрелись ужастиков, вот». Он не спорил. Уж он-то предостаточно знал о девиантном поведении… Проверить свои выводы относительно «океана любви» Стеллан смог много позже, когда Дези подросла достаточно, чтобы вступить с ним в отношения сознательного сотрудничества. Как изысканный плод, она вызревала в атмосфере любви, которая возникала сама по себе, вне зависимости от того, что происходило в этом обществе, в этом помещении за мгновение до того, как она переступала порог. Люди могли ссориться, могли враждебно молчать, могли не замечать происходящего вокруг себя. Все менялось с появлением Дези… С годами она
