Рагнак знал о рейнджерах достаточно, для того чтобы уважать их способности и их храбрость при действиях в группе. Но он хотел составить свое мнение о Холте как о личности. Умение Рагнака хорошо разбираться в людях было одним из главных его качеств как предводителя скандианцев. И именно поэтому Рагнак обычно поручал самые трудные и ответственные дела Эраку, который умел отлично договариваться со скандианскими воинами, обладавшими собственным мнением и весьма независимыми в суждениях.
Холта провели в комнату с низким потолком и стенами, обшитыми деревом, здесь Рагнак проводил свое свободное время, а в эти дни, с горечью отметил обер-ярл, такого времени у него практически не было. Его комната была похожа на все жилища скандианской знати: она обогревалась сосновыми дровами, в ней было множество медвежьих шкур, покрывающих изготовленную из сосны мебель, и украшений с разноязычными надписями, оказавшихся здесь в результате совершенных за многие годы набегов на прибрежные поселения и захвата других кораблей.
Наиболее ценным предметом в комнате была огромных размеров хрустальная люстра, взятая много лет назад в аббатстве на берегу Константного моря. Малая высота потолка не позволяла подвесить ее, поэтому Рагнак решил, что лучше всего ее поместить на грубо сделанный сосновый стол. Люстра доминировала в комнате и выглядела более чем странно в этом небольшом помещении. Более того, она не могла быть использована по своему прямому назначению, поскольку не было возможности зажечь пятьдесят масляных ламп и обеспечить их безопасное горение.
Но Рагнаку люстра очень нравилась. В его представлении она была подлинным произведением искусства. Вещь редкой красоты, люстра совершенно не подходила к окружающей обстановке и сразу же бросалась в глаза, однако он оставил ее в своей комнате.
Рагнак поднял взгляд от свитка, который читал, когда Холт постучал в дверь и вошел – проделав все так, как ему было сказано, Рагнак нахмурился. В нем самом сочетались качества воина, не обделенного ни физической силой, ни размерами тела. Человек, стоящий перед ним, выглядел достаточно крепким и выносливым, однако, если их поставить рядом, его голова едва доходила бы до плеча Рагнака. Что правда, то правда – Холт был низкорослым мужчиной.
– Так ты, стало быть, и есть Холт, – сказал Рагнак, демонстрируя полное равнодушие.
Он заметил, как правая бровь стоящего перед ним старого рейнджера взметнулась вверх, а затем Холт произнес таким же точно тоном:
– Так ты, стало быть, Рагнак.
Кустистые брови обер-ярла сдвинулись ближе друг к другу, а выражение лица стало злобным. Однако он невольно почувствовал уважение к стоявшему перед ним человеку. Ему понравился моментальный ответ Холта, понравилось то, что старый рейнджер не выказал ни малейшего намека на испуг.
– Люди обращаются ко мне, называя «обер-ярл», – произнес Рагнак зловещим тоном.
Холт едва заметно пожал плечами:
– Отлично, обер-ярл. Я буду называть вас так же.
Холт пытливым взглядом внимательно рассматривал Рагнака. Он был очень крупным мужчиной, и это было в порядке вещей для скандианцев. Как и большинство скандианцев, он был большим и грузным, больше похожим на медведя, чем на человека.
А еще обер-ярл мог похвастаться длинной бородой, тщательно разделенной на две широкие половины. Волосы, бывшие поначалу рыжими, теперь приобрели цвет пепла в остывшем очаге.
На его щеке виднелся давнишний шрам, идущий из-под левого глаза до подбородка. Происхождение этого шрама не было загадкой для Холта: скандианцы выбирали своих предводителей из числа воинов, а не политиков.
Больше всего внимания Холт уделил глазам обер-ярла, в которых сразу заметил неприязнь к себе, что, впрочем, его не удивило. Однако в этих небольших, глубоко сидящих глазах старый рейнджер разглядел также ум и хитрость – вот за это он мог благодарить судьбу.
Будь Рагнак глупцом, положение Холта среди скандианцев могло стать непредсказуемым. Ему было известно о глубоко затаенной неприязни обер-ярла к рейнджерам; причина этого была ему также известна. Но любой здравомыслящий человек должен осознать, насколько полезен может быть для него Холт, и спрятать глубоко под сукно свою личную неприязнь ради блага своего народа.
– Я не люблю таких, как ты, рейнджер, – сказал обер-ярл. Похоже, он тоже оценивал собеседника.
– У вас много причин для этого, – согласился с ним Холт. – Но вы, возможно, сочтете меня полезным для себя.
– Именно об этом мне говорит Эрак, – усмехнулся обер-ярл, снова ловя себя на мысли, что его восхищают прямота и смелость старого рейнджера.
Когда Рагнак впервые услышал о смерти своего сына в Терновнике, его охватили печаль и злость на аралуинцев, рейнджеров и особенно на короля Дункана.
Но это была спонтанная реакция на свалившееся на него горе. Будучи реалистом, обер-ярл понимал, что его сын был готов рисковать жизнью, согласившись участвовать вместе с войсками Моргарата в той злополучной авантюре; разумеется, смерть в бою была обычным событием для скандианцев, промышлявших набегами на соседей и мародерством. Как и следовало ожидать, по прошествии нескольких месяцев злость Рагнака постепенно утихла. Его сын погиб достойно, с оружием в руках. Именно такого конца все скандианцы могут просить у судьбы. Было бы неверно утверждать, что Рагнак чувствовал хоть какую-то симпатию к рейнджерам, однако он с уважением относился к их деловым качествам, храбрости и решительности. Рагнак считал их достойными противниками.
А возможно, в чем-то и союзниками.
