– Не помните. Куда вам? В вашей голове не осталось ничего, кроме туманных видений и порочных мыслей, столь же грязных, как вы сами.
Я ждала, что генерал вспылит, но он почему-то молчал.
– Помните, почему получили этот титул и это звание? – продолжал егерь. – Нет? Так я напомню. Вы поклялись служить королю и государству, милейший. Поклялись на священной книге и шпаге вашего отца.
Снова пугающая тишина, генерал не отвечал и не двигался, я только слышала, как шумела в ушах кровь и тикали ходики в глубине коридоров.
– Я скорбел о смерти дорогого дяди Готтлиба и бедного кузена Мартина, – все говорил егерь, язвительно и колко, будто втыкая в мозг длинные, пропитанные ядом иглы. – Но вы поклялись доказать свою преданность короне, и мое доброе сердце смягчилось. Дитер, я позволил вам принести воинскую присягу. Сейчас вы – да-да, именно вы, милейший кузен, – гарант государственной безопасности. Что сказал бы альтарский император, если бы увидел смертоносного генерала, грозу и ужас врагов, в столь непотребном виде? Что сказал бы кентарийский вождь? О мой бог! Моя бедная страна!
– Я выиграл две военные кампании для нашей страны, – подал наконец голос генерал, сделав ударение на слове «нашей», и говорил холодно и четко, словно и не был пьян. – Я фессалийский подданный и люблю свою страну всем сердцем. Хотите обвинить меня в некомпетентности?
– Разве что в развратности и пороках. И не обвинить, а пожалеть, как пастырь жалеет заблудших овец.
– Мои пороки не имеют ничего общего с моим умом, силой и опытом.
– О, я не сомневаюсь. Но эти альтарские замашки… Я не обвиняю вас, милейший кузен, но министры шепчутся за вашей спиной, осуждают симпатию к Альтару и…
– И обвиняют в предательстве? – Генерал издал короткий смешок. – Бросьте, Макс. Я могу сколько угодно симпатизировать империи Солнца, но моя душа навечно отдана Фессалии, я умру на поле брани за нее.
– Умрете гораздо раньше, дорогой Дитер. Ваше состояние печалит меня.
– Завтра же буду на ногах.
– Могу я быть в этом уверен?
– Совершенно. Мой организм крайне устойчив к любым ядам. Вы видите? Уже встаю.
– Прелестно, прелестно, – удовлетворенно проговорил егерь. – Значит, завтра? И не забудьте явиться с женой.
– С той, которую вы мне навязали?
– Того требуют фессалийские законы. И потом, нельзя держать взаперти такое сокровище.
Я снова поежилась и замерла, забыв дышать.
– Буду… с герцогиней, – скрипуче пообещал генерал.
Снова шаги, на этот раз за спиной.
– Фрау! Что вы опять делаете здесь? – Пылая праведным гневом, ко мне приближался адъютант Ганс.
Я заметалась, выискивая пути к отступлению, но бежать было некуда. Я привалилась спиной к дверям.
– Отойдите, – велел Ганс. – Дайте пройти.
– У его сиятельства гости, – попыталась возразить я.
– Гости? Что за чушь! Герцог никого не приглашал.
– Они явились без приглашения.
– Какая наглость!
Шаги прогрохотали за дверью. Я не успела отпрянуть, и распахнувшаяся створка толкнула меня в плечо. От удара я ахнула и выставила руки, пытаясь удержать равновесие, но меня сейчас же подхватили за талию.
– Осторожно, цветочек, – тихонько засмеялись на ухо. – Подслушивали разговор? Нехорошо.
Я уперлась в широкую грудь ладонями и вывернулась из объятий егеря:
– Простите…
Он поймал мою руку и тронул губами, в глазах зажглись лукавые огоньки:
– Прелестница! Фея! Богиня! Вы ведь почтите своим присутствием королевский бал, не правда ли?
– Обязательно, – пробормотала я.
– Вот и чудесно.
Полоснув холодным взглядом по адъютанту, вытянувшемуся истуканом возле стены, егерь гордо прошествовал мимо. Следом из комнаты вывалился изрядно помятый генерал, бледный как смерть, пропахший вином и дымом.
– Мэрион, – не глядя на меня, сквозь зубы выцедил он, – вы все слышали, не так ли?
– Вы имеете в виду упоминание о королевском бале? – с вызовом проговорила я, решив, что, отнекиваясь, только разозлю василиска.
– Именно, – сухо ответил генерал. – Пусть Марта приготовит наряд. Завтра вы должны блистать.
Пошатнувшись, он оперся о стену, но удержался на ногах и, отпихнув адъютанта, прошел мимо.
