— Должна кое-кому.
— В столь юном возрасте, и уже так задолжать… Что ты вообще знаешь о своей бабушке? — Волк двинулся на меня, грациозно переставляя лапы. Я попятилась к двери. — С тобой были не до конца откровенны. Ты просто так отсюда не выберешься.
Никто не выберется. Дойдёшь до врат, они потребуют плату — уходить будет нечему. Они заберут часть тебя, безвозвратно. Это Ревт, детка, здесь всё не просто так.
— Где бабушка? — упрямо повторила я.
— Её нельзя выпускать. Если она уйдёт — у нас будут большие неприятности. Давай решим всё по-хорошему. Ты явно не из тех, кто хочет жить с ложью, которую рассказали родители. Оставь корзинку и уходи.
— Ни за что, — произнесла я с напускной уверенностью. Вышло не слишком убедительно.
— Повтори ещё раз, — не впечатлился волк. — С чувством!
— Мне казалось, ты настроен дружелюбно. Может, мир?
— Мир ценой крови, — оскалился он. — Той, что в корзинке.
— Там кровь? — несказанно удивилась я.
— А ты думала что? Горшочек с маслом? Кровь — это жизнь. Кровь — это дань. Ключ, выход, цена. Ты пришла выпустить то, что еле сплавили сюда много лет назад.
Я невольно задумалась. Что я знаю о бабушке? Старые снимки и сдержанные рассказы мамы, без подробностей. Хотя любые мамины рассказы их лишены…
— Да, ты прав. — Я улыбнулась волку, аккуратно приоткрыв дверь ногой. — Мир только ценой крови. Твоей.
— Как скажешь. — Он прищурился и замер, явно готовясь к прыжку.
Не мешкая, я выскочила наружу. Дверь захлопнулась, хлипкое дерево затрещало от звука впившихся в него когтей.
Время. Нужно немного времени.
Я решительно юркнула под дом. Затаилась, не выпуская корзинки, среди поросших мхом свай и глубоко вдохнула.
Волк выбежал следом. Сквозь щели было видно лишь его тощее брюхо. Пролезть за мной он не мог, да и вовсе не собирался этого делать.
Стал скрести и толкать трухлявые доски над моей головой, одна хрустнула, в зазор полетели щепки. Явно приближалась буря.
Я отставила корзинку подальше, скинула плащ и приготовилась. Ломящая боль пронзила спину, прокатилась по телу волной дрожи. Сердце застучало в два раза быстрее. Всё во мне дрогнуло, сжалось и будто вывернулось наизнанку. Запахи расцвели сильнее и глубже, ярче и отчётливее, заполнив пространство целиком. Злость нарастала, став настоящей и почти осязаемой — плотной, мстительной, голодной.
Доска надо мной жалобно скрипнула и треснула пополам. Не теряя ни секунды, я оттолкнулась от земли. Выпрыгнула из ненадёжного укрытия и мягко приземлилась на подушечки лап. Волк посмотрел на меня так, словно увидел трёх поросят с дробовиками.
— Мне следовало догадаться, — прорычал он.
— Следовало, — подтвердила я, отряхнувшись. Щепки запутались в шерсти и неприятно щекотали кожу.
Волк раззявил огромную пасть, бросился на меня. Я отпрыгнула и едва не угодила в яму. Откатилась в сторону, прижалась к траве. Тут же почувствовала боль в боку — резкую, жгучую. В нос ударил приторный металлический запах, шерсть намокла. Я дёрнулась, освободилась от волчьих цепких объятий. Изловчилась и вцепилась волку в горло. Он взвыл и упал на спину, старательно отпихивая меня лапами. Бок заныл, я поневоле ослабила хватку и снова оказалась на траве. В глазах предательски потемнело.
Рядом что-то просвистело, прямо над самым ухом. Послышалось шипение и короткий, сдавленный рык. Я с трудом поднялась с травы и осмотрелась. Суровый мужик, похожий на Терминатора, тряс волка, как жалкую шкурку. Разорванную пополам и окровавленную…
— Кто ты? — осторожно спросила я.
— Дровосек, — отозвался тот весьма самодовольно.
Я огляделась. Вокруг по-прежнему была лишь трава, истыканная зияющими дырами.
— А деревья где?
— Я очень старательный дровосек, — громко заржал он. Облизнулся и впился острыми зубами в трепыхающуюся в его руках тушу.
— Что ж, удачи. — Я развернулась и направилась прочь.
— Обычно в таких ситуациях говорят «спасибо», — укоризненно прочавкал дровосек.
— В таких ситуациях говорят «приятного аппетита», — возразила я и укрылась под домом.
Пришлось ещё разок собраться с силами и погрузиться в безжалостный омут превращения.
Я закуталась в плащ, взяла корзинку. Дурацкий ободок оставила валяться в грязи, всё равно он мне не нравился. Вернусь домой, выкину из гардероба красные вещи, любые. Соберу горкой и сожгу. Обязательно. Вот только разберусь с бабушкой.
Наружу я выбралась, стараясь не обращать внимания на кровоточащий бок. В доме больше не чувствовалось хищника. Поставив корзинку на
