Я изумленно обвела комнату взглядом. Как ни странно, посреди толпы обнаружился Джозеф Уэмисс, раскрасневшийся от холода и еле держащийся на ногах, потому что каждый норовил хлопнуть его по плечу.
Джейми расплылся в широченной улыбке, сверкая зубами на обледенелом лице, и сунул мне в руки мокрый измятый лист бумаги с остатками восковой печати.
Чернила расплылись от снега, однако суть была понятна. Прослышав о походе генерала Уоделла, регуляторы сочли, что осмотрительность почетнее доблести, и разошлись. Согласно новому приказу губернатора Триона, милиция распускалась.
– О господи! – пробормотала я и, повиснув у Джейми на шее, жарко поцеловала холодные обветренные губы.
Взволнованные новостью, милиционеры решили устроить праздник, тем более что плохая погода не располагала к скорому отъезду. Брауны, радуясь, что им не придется вступать в наши ряды, выкатили три больших бочонка лучшего домашнего вина Томасины Браун и шесть галлонов сидра – всего-то за полцены.
К концу ужина я сидела в уголке с ребенком Бердсли на руках, засыпая от усталости. Воздух дрожал от дыма и разговоров, я выпила слишком много сидра, и в глазах теперь все плыло, сливаясь в одно большое пятно.
Алисия Браун не смогла подойти ко мне для разговора, но и я не сумела перекинуться парой слов с ее матерью или теткой. Девушка сидела в загоне Хирама и угрюмо скармливала козлу жесткие корочки хлеба.
Роджер по просьбе слушателей исполнял французские баллады. Прямо передо мной из тумана вдруг проступило женское лицо. Незнакомка что-то сказала (я не разобрала за гулом голосов) и ласково, но настойчиво отняла у меня ребенка.
А, ну да. Это Джемайма, так ее вроде зовут, – молодая мать, которая кормила девочку. Я встала, освобождая ей место, и она сразу же приложила ребенка к груди.
Я прислонилась к каминной полке, глядя, как она поддерживает новорожденной девочке голову и ласково бормочет. Женщина словно воплощала в себе нежность и уверенность. Ее собственный ребенок, малыш Кристофер, мирно сопел на руках бабушки, покуривающей глиняную трубку.
При виде Джемаймы меня охватывало странное чувство дежавю. Я моргнула, пытаясь разобраться, откуда умиротворяющее ощущение тепла, покоя и близости. И сперва подумала, что это воспоминания о том, как сама нянчила дитя, но потом вдруг поняла, что воспринимаю себя не как мать, а как младенца. Мне вспомнилось, как это было, когда я грелась в крепких объятиях, сытая и преисполненная любви.
Я закрыла глаза и надежнее оперлась на каминную полку, чувствуя, как вертится вокруг мир.
– Бичем… Да ты совсем пьяная.
Если так, то не я одна. Радуясь скорому возвращению домой, милиционеры охотно поглощали горячительное. Праздник уже подходил к концу, и мужчины разбредались по холодным сараям или – кому повезло – кутались в одеяла возле огня.
Открыв глаза, я увидела, как широко, едва ли не ломая челюсть, зевает Джейми. Он встал, стряхивая оцепенение от выпивки и сытной еды, потянулся и нашел меня взглядом. Джейми устал не меньше моего, но, судя по всему, голова у него не кружилась.
– Пойду проверю лошадей, – сказал он, вконец охрипнув от простуды и болтовни. – Прогуляемся под луной, а, саксоночка?
Снег уже перестал, и сквозь прозрачные облака лился лунный свет. После вьюги ветер был особенно холодным и быстро выдул пьяный дурман из головы.
С детским восторгом я шла по нетронутому снегу и потому ступала осторожно, постоянно оглядываясь, чтобы полюбоваться цепочкой следов. Она выходила кривоватой, но, к счастью, никому не было дела до того, насколько я пьяна.
– Можешь прочитать алфавит задом наперед? – спросила я у Джейми.
– Наверное. А какой? Английский, греческий или иврит?
– Неважно. – Я взяла его за руку. – Если помнишь все три, значит, в отличие от меня, не пьян.
Он фыркнул и закашлялся.
– Саксоночка, ты же никогда не напивалась! По крайней мере, не тремя чашками сидра.
– Наверное, это из-за усталости, – сонно ответила я. – Того гляди голова улетит, как воздушный шарик. А откуда ты знаешь, сколько я выпила? Считал?
Он снова рассмеялся.
– Люблю за тобой наблюдать, саксоночка. Особенно на людях. У тебя так сверкают зубы, когда ты смеешься.
– Льстец, – отозвалась я, радуясь про себя комплименту. Я ведь несколько дней не умывалась, не говоря уж о том, чтобы принять ванну или сменить одежду; наверное, только зубами и можно было любоваться. Впрочем, на душе стало теплее.
Под ногами похрустывал снег. Джейми дышал хоть и тяжело, но уже без страшных хрипов в груди, и кожа у него была прохладной.
– К утру погода разойдется, – сказал он, глядя на туманную луну. – Видишь кольцо?
Его трудно было не заметить – мерцающий ореол на полнеба. Сквозь облака проглядывали звезды, через час-другой они засияют совсем ярко.
– Да. И мы поедем домой?
