– О да, – ответил он мягко. – Но пока его жизнь – это залог твоей. И наших, видимо, тоже. Поэтому он будет жить. Пока. Но я задам свои вопросы и получу ответы.
После того как он ушел, я еще какое-то время сидела в своем кабинете. Постепенно оправляясь от шока, я чувствовала себя в безопасности – дома, окруженная друзьями, рядом с Джейми. Теперь же мне нужно было смириться с фактом, что ничто не было в безопасности: ни дома, ни друзья и уж точно ни Джейми.
– Хотя ты ведь никогда не бываешь в безопасности, так ведь, чертов шотландец? – сказала я вслух и слабо рассмеялась.
Смех был неуверенный, но он заставил меня почувствовать себя лучше. С внезапной решимостью я поднялась и принялась чистить шкафы, выстраивая бутылочки по порядку, сметая кусочки рассыпанных трав и выбрасывая старые и подозрительные растворы.
Я собиралась навестить Марсали, но во время завтрака Фергус сказал мне, что Джейми отослал ее вместе с детьми и Лиззи к Макгилливреям, где о ней смогут позаботиться в безопасности. Если где-то вообще было безопасно, так это в доме Макгилливреев.
Расположенный неподалеку от Вулэм-Крик, дом Макгилливреев примыкал к бондарной лавке Ронни Синклера и заключал в своих стенах множество радушных, сердечных людей: не только Робина и Уте Макгилливрей, их сына Манфреда и дочь Сенгу, но и Ронни, который столовался у них. Обычная компания периодически пополнялась женихом Сенги Макгилливрей Генрихом Штрассе и его немецкими родственниками из Салема, а также Ингой и Хильдой с мужьями, детьми и родственниками мужей. Если прибавить к этому мужчин, что останавливались в мастерской у Ронни, которая удобно стояла на пути к Вулэмской мельнице, то можно смело полагать, что в этой толпе никто и не заметит Марсали с семьей. Но идти навещать ее там…
Такт и деликатность горцев – это одна сторона медали. Есть и другая – их радушие и любопытство. Если я останусь дома, то никто не станет меня донимать, по крайней мере, какое-то время. Но если я окажусь даже в относительной близости к Макгилливреям… От этой мысли я побледнела и спешно решила, что я, быть может, навещу Марсали завтра. Или через день. Джейми убедил меня, что с ней все в порядке, – она отделалась легким шоком и синяками.
Меня окружали надежные стены дома. Здесь не было техники будущего вроде плиты, вентиляторов, водопровода и холодильника. Не было слышно свиста газовой горелки и гула компрессоров. Только случайный скрип балок или деревянного пола да странное приглушенное жужжание древесной осы, строящей себе гнездо под карнизом.
Я окинула взглядом упорядоченный мир своей хирургической: стройные ряды сверкающих банок и бутылочек, льняные дощечки, заполненные сохнущим арроурутом и россыпями лаванды, пучки крапивы, тысячелистника и розмарина, висящие над головой. Бутылка эфира, освещенная солнечным светом. Свернувшийся клубком Адсо на столешнице, хвост аккуратно обвит вокруг лап, глаза лениво прикрыты.
Дом. По спине пробежала легкая дрожь. Я не хотела ничего, кроме как остаться одной, в одиночестве и безопасности в своем собственном доме.
Безопасность. У меня есть день, может, два, пока дом будет в безопасности… А потом…
Я осознала, что некоторое время стою без всякого движения, бездумно уставившись в коробку с желтыми ягодами паслена, круглых и блестящих, как будто мраморных. Они очень ядовитые, приносят долгую и мучительную смерть. Я подняла глаза к эфиру – это быстро и милосердно. Если Джейми решит убить Лайонела Брауна… Но нет. Он сказал, в открытом бою и перед свидетелями. Я очень медленно закрыла коробку и поставила ее на место.
Что потом?
Домашней работы всегда хватало, однако сейчас не было ничего срочного, ни за кем не нужно было присматривать, кормить или одевать. С довольно странным ощущением я немного побродила по дому и наконец пошла в кабинет Джейми, где наугад стала вытаскивать книги с полки, остановившись в итоге на романе Генри Филдинга «Том Джонс». Я не могла вспомнить, когда в последний раз читала. Да еще посреди дня! С чувством приятного озорства я села у открытого окна хирургической и решительно вошла в мир, столь далекий от моего собственного.
Я потеряла счет времени, шевелясь только для того, чтобы отмахнуться от назойливых насекомых, влетающих в окно, или рассеянно почесать Адсо, когда он, проходя мимо, терся о мои ноги. Случайные мысли о Джейми и Лайонеле Брауне пробивались из глубины сознания, но я гнала их прочь, как цикад и мошек, приземляющихся на страницы через открытое окно. Все, что происходит в хижине Багов, происходило или будет происходить, не моего ума дело. Пока я читала, меня вновь окутал мыльный пузырь, наполненный абсолютным спокойствием.
Солнце уже наполовину проделало свой путь к горизонту, прежде чем я смутно ощутила приступы голода. Лишь когда я подняла глаза, потерев лоб и отвлеченно размышляя о том, не осталось ли немного ветчины, я увидела человека, стоящего в дверях хирургической.
Я вскрикнула и вскочила на ноги, послав Генри Филдинга в его первый полет.
– Прошу прощения, мистрис! – выпалил Том Кристи, выглядевший почти таким же ошеломленным, как я. – Я не думал, что вы не слышите меня.
– Нет. Я… Я читала. – Я глупо показала на валяющуюся на полу книгу. Сердце колотилась, и кровь пульсировала во всем теле, как будто наугад: лицо зарделось, уши горели, а руки покалывало. Все вышло из-под контроля.
Кристи сделал шаг и поднял с пола книгу, бережно поглаживая корешок с видом человека, ценящего книги, хотя томик был уже изрядно потрепан, а
