После этого я изготовил себе грубый шест из молодого деревца, а потом связал оба ствола поясом и лямками так, что получился плот.
Учтите, что, занимаясь этим делом, я все время следил за окрестностями, чтобы Горбачи не набросились на меня, прежде чем я окажусь на воде. Постоянная помеха удвоила мои труды, но, в конце концов, все было готово, и я приступил к переправе.
Оттолкнувшись шестом от берега, я попеременно то толкал им свой плот вперед, то греб около получаса, — изделие мое трудно было назвать совершенным. Наконец, удалившись от берега, я приблизился к острову и счел разумным остановиться там на ночлег, а уж потом продолжить свой путь на другой берег. Так я и поступил, и, поев и попив, лег спать.
Но к этому времени прошло тридцать три часа после того, как я пробудился, и мною овладела усталость. Спал я долго и глубоко. Остров оказался действительно безопасным. Я не почувствовал никакой опасности и провел в мертвецком сне много часов.
Наконец я совсем проснулся, съел две таблетки и выпил воды, а потом продолжил свое путешествие, сняв пояс и лямки со стволов плота.
Я не испытывал более страха перед горбатыми людьми, так как они остались на том берегу реки; хотя и постарался напомнить себе, что подобные им существа могут населять оба берега. Впрочем, обитатели этого берега еще не обнаружили себя.
Весь день я шел очень быстро и видел много загадочного и чудесного. В конце шестого и двенадцатого часов я ел и пил как всегда, а между восьмым и четырнадцатым шел мимо двух могучих огненных гор, которые сотрясали всю страну грохотом. Четыре раза мне встречались чудовищные твари, но я вовремя прятался и не претерпел вреда от них. И мысли мои все время обращались к милой Деве, ради которой я совершал свое путешествие. Но занятый трудами похода, я нечасто мог позволить себе подобные размышления. Необычное и опасное постоянно требовали моего внимания. Словом, на всем долгом пути я редко мог со спокойной душой предаваться думам о моей Единственной. Однако разве нельзя назвать все мое путешествие песнью любви к Наани? А встреченные опасности лишь добавляли в нее достоверные подробности.
Время от времени я оказывался среди деревьев, однако мне приходилось пересекать бесчисленные ручейки, идти мимо невысоких огненных горок — нередко довольно шумных — мимо кипящих ключей, не способных причинить мне какой-либо вред.
И тысячу раз замечал я живые создания, но продвигался вперед осторожно, с великой скоростью и осмотрительностью.
Часто на пути моем попадались величественные леса, изобиловавшие всякой растительностью; сочный воздух их был напоен удивительной сладостью. И я уже мечтал о том, что в некоем отдаленном будущем дети наших детей сумеют перебраться в эту страну. Рано или поздно предельный холод и недостаток воздуха овладеют верхней долиной Ночной Земли. Придется где-то строить новое Убежище. Но чтобы прийти сюда, нужно преодолеть кольцо Сил Зла, охватившее Великую Пирамиду. Трудно было представить, что люди сумеют избавиться от этих тварей. Словом, я посчитал эту мысль праздной, однако, кто может сказать, что будет, а что не сможет свершиться? Я уже заметил, что нижние огни этой страны горели весьма ярко, и объяснял это богатством воздуха. Итак, перед самым началом восемнадцатого часа пути, я вышел из леса. Море справа от меня плескалось у подножья высокого обрыва. Целый час я карабкался по его склону наверх. Тогда-то я и заметил некий предмет, заставивший меня вспомнить об осторожности, и по возможности поторопиться. Я захотел рассмотреть его поближе, ибо он весьма заинтересовал мой взгляд.
Вскоре, продвигаясь вперед с чрезвычайной осторожностью, я приблизился к высокой скале, поднимавшейся от земли на добрую сотню футов. Ну, а на вершине ее и лежал тот огромный загадочный предмет. На всякий случай я остановился и внимательно пригляделся. Потом подошел поближе. У вершины скалы располагался странный и длинный камень весьма причудливой формы. Вся верхушка его обросла деревьями и всякой зеленью, так же, как и сама скала, но бока были очень прочны, к тому же ветер обнажил их.
Осмотревшись, я решил, что нашел безопасное место для ночлега. Но следовало еще взобраться наверх. Все обдумав, я стал подниматься и обнаружил, что скала слишком высока. Существенно удалившись от поверхности земли, я еще не достиг края вершины. Ощущая усталость, я попытался нащупать надежную опору для руки, как вдруг заметил возле себя уходившую в сторону нишу в скале. Забравшись на этот карниз, я ел и пил, даже не вспомнив о Наани. Столь великая усталость овладела мной потому, что я недостаточно отдохнул от трудов предыдущего дня.
На этот раз я проспал семь часов. Проснулся внезапно, почувствовав опасность. Я поднялся на скале, держа Дискос в руке. Оглядевшись в миг пробуждения, я ничего подозрительного не заметил.
Тогда я приблизился к краю и поглядел вниз. По скале карабкались двое Горбатых. Лезли они весьма быстро и бесшумно. Без сомнения, они почуяли меня и решили убить. Глядя вниз, я приготовил Дискос к бою. Я понял, что эти люди казались горбатыми лишь потому, что шеи и плечи их были чудовищно широки и могучи — человекобыки да и только. Они приближались — могучие и быстрые. Все мои мысли были о том, как уцелеть, ведь мне воистину предстояло или погибнуть, или победить.
Чуть отступив от края скалы, я выставил Дискос вперед, потому что мне следовало немедленно сразить одного противника, чтобы не опасаться второго, который в любую минуту мог напасть на меня сзади.
В это мгновение из-за края скалы вынырнула огромная физиономия зверочеловека. Убивая его, я заметил огромные клыки, а еще то, что он поднимался бесшумно, как кошка. На задворках ума пронеслась мысль, что так, должно быть, выглядел первобытный человек. Удивление и стремление к познанию не оставляли меня, и все признаки свидетельствовали, что передо мной было весьма примитивное и опасное создание. Впрочем, скорее всего, я додумал все это уже потом, после боя.
Итак, первый Горбач умер прежде, чем его волосатая грудь успела высунуться над скалой. Зверочеловек накренился назад и упал; тело его с шумом ударялось о камни, наконец, наступила тишина.
Я принялся оглядываться, но так и не увидел второго, что свидетельствовало о коварстве и хитрости противника.
Прошло некоторое время, с Дискосом в руках я ждал, но врага не было. Тогда осторожно шагнул я к краю обрыва, но у подножья скалы никого не заметил.
На какое-то мгновение мне показалось, что чудовищный человек убежал, испугавшись гибели своего собрата. Однако я немедленно прогнал эту мысль, справедливо считая, что столь свирепое создание испугать нелегко; скорее всего, оно что-то задумало; я опасался, что зверочеловек спрятался подо мной в каком-нибудь углублении скалы.
Потом я подумал, что он может подняться повыше, чтобы напасть на меня со спины, но, поглядев вверх, ничего не увидел. Я направился вдоль края карниза, пытаясь найти Горбатого. Он оказался под самым карнизом, готовый напасть на меня. С тигриной быстротой он подскочил вверх и схватил Дискос за рукоятку. Я мог потерять оружие и свалиться со скалы, но, к счастью, Дискос вращался, и Земной Ток — как и положено — оживлял его «древко», все, кроме самой рукояти. Горбач мгновенно выпустил Дискос, обжегший его. Я отшатнулся назад и едва удержал свое оружие. Чудовищный человек вскочил на карниз и прыгнул на меня, но промахнулся: я отскочил направо, еще в движении рубанул Дискосом. Удар чуточку опоздал, однако он нанес Горбатому рану в живот, на котором среди жестких бурых волос открылся порез. Зверочеловек еще раз бросился вперед, и я ударил, целя ему в лицо; испугавшись ревущего и пылающего оружия, он не успел уклониться и получил еще один порез на могучей волосатой руке.
Теперь, заметив в Горбаче некоторую робость, я подбежал к врагу и снова ударил в лицо; на этот раз зверочеловек ускользнул в сторону, и я промахнулся: воистину, он был ловок, словно пантера.
Отпрыгнув на дальний конец карниза, — туда, где площадка отходила от скалы, он впился в живой камень обеими руками. Должно быть, заметив там трещину, он оторвал чудовищную глыбу, размером в мое тело, и побежал на меня, подняв камень над головой.
Тут я понял, что погибну под тяжестью камня, если в мгновение не убью его. Зверочеловек прыгал передо мной, пытаясь уклониться от Дискоса, он словно не ощущал тяжести камня.
Я метался из стороны в сторону, чтобы избежать удара и дважды ранил Горбатого, хотя и опасаясь разбить Дискос о камень, которым зверочеловек пользовался как щитом. И все время ожидал броска. Однако вышло так, что подобная мысль не пришла ему в голову, и зверочеловек намеревался лишь приблизиться ко мне, а потом сокрушить камнем, словно огромной дубиной.
Словом, я метался из стороны в сторону, потом нанес Горбачу новую рану, а потом мой удар скользнул по огромному камню; но столь велика была мощь Дискоса, что он отбил от глыбы целый кусок, не получив никаких повреждений.
Я уже начинал ослабевать, утомленный прыжками, выпадами и тяжестью панциря, но не слишком — по причине удивительной выносливости и худобы. Долгое странствие лишь укрепляло меня; ведь таблетки сохраняли в человеке всю его силу, хотя и не могли наполнить живот. Зверочеловек тоже уставал… однако, обдавая меня жарким и вонючим дыханием, он все прыгал передо мной со своим камнем. Тут я ударил вправо, решив, что сумею поразить его; однако Горбач был утомлен меньше, чем мне казалось; он бросился на меня, и я оказался между скалой и глыбой, меня ждала бы верная смерть, но, уколов Дискосом влево, я прыгнул вправо, рубанув на лету и вложив в этот удар всю надежду на жизнь. Я рассек туловище Горбача прежде, чем зверочеловек сумел догадаться о моем намерении. Удар едва не раскроил могучую тварь пополам. Противник мой уже готовился к прыжку, так что глыба, выпав из рук его, разбилась у моих ног. Я высоко подпрыгнул, воистину едва избежав смерти в последнее мгновение жизни Горбатого. Тем не менее, я уцелел, и радость мою трудно было представить. Однако облегчение и усталость лишали меня сил; пришлось опуститься на камень, чтобы прийти в себя.
Вновь обретя спокойствие, я взял снаряжение и поспешил спуститься вниз со скалы. У подножия ее — чуть в стороне — лежал труп первого из моих противников; я отправился другой стороной, стараясь держаться подальше: ни сердце мое, ни глаза не радовались зрелищу. Убивать всегда неприятно.
Проходя вдоль обращенной к морю стороны скалы, я понял, что еще не совсем успокоился, и решил поесть и попить, а уж потом продолжать путь.
Сев у подножья скалы, я поглядел на ее странную верхушку; ведь прежде меня отвлекала предстоящая схватка, и я глядел скорее по сторонам, чем наверх. Теперь, испытав некоторое облегчение духа, я отчетливо разглядел лежавший на вершине предмет, поначалу показавшийся мне странным и незнакомым. Но тут я все-таки наконец узнал в нем один из древних летающих кораблей, подобные которому, как вы помните, хранились в Большом Музее Великой Пирамиды.
Я даже удивился тому, что не сумел сделать этого раньше, однако обратная сторона Скалы пряталась в тени, эту же освещала невысокая огненная горка, выраставшая перед обрывом; свет ее заставлял поблескивать корабельное днище, изготовленного из не знающего смерти серого металла, из которого сложены и стены Великой Пирамиды.
Тем не менее, хотя разум свидетельствовал, что странный предмет на краю скалы является одним из древних воздушных кораблей, сердце мое предполагало ошибку; ведь удивительно встретиться с произведением человеческих рук в предельной дали от Большого Редута в совершенно незнакомых нам землях. Словом, я самым усердным образом рассматривал лежавший на скале таинственный объект.
Обозрев его ото всех возможных точек зрения, я уже не удивлялся тому, что не узнал воздушный корабль. Верхняя сторона его была покрыта слоем земли, высокие деревья и растения скрывали корабль, превращая в огромную глыбу, покоившуюся на вершине скалы. Убедившись в этом, я решил подняться наверх и попытаться проникнуть внутрь воздушного корабля. Я не должен был этого делать, зная, что должен только идти и идти вперед к своей милой. Тем не менее, я потратил некоторое время на исследование корабля и сделал это вполне обдуманно. Должно быть, я показался всем весьма серьезным молодым
