Сетон ударил капитана локтем в нос и нырнул за своим мечом. Юсо отчаянно полосовал противника, но слишком маленький нож оставлял на коже лишь крошечные алые полосы. Сетон развернулся и с размаху опустил клинок, на волосок промахнувшись мимо цели, когда капитан откатился. Оба напряженно замерли на корточках. Затем поднялись, тяжело дыша, и я попала в их поле зрения. Потеряла свой шанс.
Сетон крутанул меч Кинры.
– Ты только что убил своего сына, – сказал он. – И себя.
Пальцы Юсо побелели на рукояти ножа.
– Я уже мертв. – Он посмотрел на меня. – Леди Эона, это плата за безопасность моего сына.
Я застыла в напряженном ожидании.
Капитан ринулся к Сетону, вскинув короткий нож и открывшись для удара. Сетон вонзил клинок в его грудь с такой силой, что я увидела металлический кончик меж лопаток Юсо и услышала стук рукояти о ребра. Капитан выронил нож и вцепился в ладонь Сетона на мече, удерживая, не давая вырваться. А потом с гортанным стоном развернулся и развернул лжеимператора к нам спиной. Сетон дернул за рукоять, пытаясь извлечь клинок.
– Ну же, – выдохнул Юсо.
Идо бросился вперед и вогнал длинный нож в сакральную крестцовую точку лжеимператора, вложив в удар всю свою мощь. Сетон закричал и выгнулся, перекрытая хуа не давала ему бороться. Идо провернул лезвие и повел его вверх.
– А эту боль не хочешь изучить? – произнес он возле уха Сетона.
Меня сковало льдом. Тем же тоном Сетон говорил об изучении во время пыток.
Идо дернул лезвие выше, извлекая из жертвы новый стон.
– Бодрит, не так ли?
И он оторвал Сетона от капитана. Без поддержки Юсо медленно осел на помост и завалился на бок. Рукоять с нефритами и лунным камнем ударилась о доски, посылая волну боли по его телу.
С безжалостной сноровкой Идо уложил Сетона наземь и перевернул на спину. Затем подобрал лекарский нож и, придавив ногой запястье верховного лорда, вонзил лезвие в ладонь, пришпиливая его к помосту. Сетон скрючил пальцы и истошно завопил. Я поморщилась.
Будто разбуженный криком, Юсо поднял голову; вены на его шее вздулись от усилий.
– Майлон, – выдохнул он. – Его зовут Майлон.
Я опустилась на колени рядом с ним:
– Ты предал нас, Юсо. Это все твоя вина. И ты ждешь от меня прощения?
Затуманенные глаза капитана сосредоточились на Идо. Заклинатель придавил коленом вторую руку Сетона. Тот дернулся вверх, но Идо врезал его по лицу рукоятью длинного ножа, и голова со стуком ударилась о доски.
– Идо считает, что ты похожа на него, – медленно выдавил Юсо. И закашлялся, разбрызгивая кровь. – Но в тебе еще сохранилось милосердие, верно?
Дыхание его стихло.
Милосердна ли я? Я не чувствовала особой мягкости в своем сердце и – да помогут мне боги – прекрасно понимала улыбку наслаждения на лице Идо. Я поднялась и, поставив ногу на грудь капитана, вырвала меч Кинры из мертвого тела. Ее пылающий гнев все еще шептал о своей жажде.
Я наблюдала, как заклинатель, склонившись над Сетоном, вертит в руке нож.
– Что же мне вырезать на твоей коже? – Он по-прежнему идеально имитировал ласковый тон верховного лорда. – «Предатель»? «Ублюдок»? А как насчет «Всегда второй сын»?
Сетон пытался вывернуться из-под ножа, зависшего над его грудиной. Предостерегающе пощелкав языком, Идо прижал кончик лезвия к плоти и провел им вниз, выпуская струи крови. Сетон вновь закричал и отчаянно замолотил головой по доскам.
Наполнившись мрачной решимостью, я направилась к ним. «Забери жемчужину!» С каждым судорожным взлетом груди Сетона, камень катался по окровавленной ложбинке меж ключицами, болтаясь на четырех грубых стежках. Я могла бы вырезать его. Почувствовать, как ублюдок корчится и кричит. Отомстить за мучения Киго.
– Отойди! – велела я Идо и подняла меч.
– Погоди. – Заклинатель пригвоздил длинным ножом вторую ладонь Сетона, вызвав новый поток рыданий и криков, затем посмотрел на меня и улыбнулся. Злобно, жестоко… и интимно, словно любовник. – Наслаждайся.
Полные боли глаза Сетона встретились с моими, пока он пытался освободить ладони от ножей. Я провела кончиком меча по его шее. Губы верховного лорда раздвинулись в оскале загнанного зверя. Он заслуживал медленной смерти. Заслуживал агонии и страха. Но я не могла так поступить. Юсо был прав: мне все же не чуждо милосердие. С рычанием я вонзила оба клинка в изуродованную грудь; руки дрожали от сопротивления кожи и костей.
