– Да, они прекрасны, – согласился лорд Карлстон. – Но их истинное достоинство скрывается внутри, как это часто бывает в нашем мире.
Вот оно что! Хелен подалась вперед, наблюдая за тем, как граф открывает часы быстрым нажатием кнопки.
Он отыскал нужное место в нижней части круга, надавил на невидимый рычаг, и каркас часов скользнул в сторону, обнаружив под собой мелкую впадину с крошечным металлическим механизмом, украшенную затейливым орнаментом. Изящная работа. Граф приложил палец к краю часов, и на шарнирных рычажках поднялись три стеклянных кружочка, окаймленных золотом.
– Механизм основан на принципе дисперсии света Ньютона, – пояснил Карлстон. Лорд ногтем подтолкнул стеклянные кружочки друг к другу, и они с мягким щелчком встали на свои места, образовав единую линзу. – Это стекло, – указал он на первый кружок. – В центре – исландский шпат. И снова стекло.
– Для чего это? – спросила Хелен.
– Возьмите. – Карлстон протянул ей часы. – Приложите их к глазу и посмотрите на леди Маргарет и мистера Хаммонда.
Хелен нерешительно взяла прибор, опасаясь, что он выскользнет из ее руки, облаченной в лайковую перчатку – в ней сложнее удерживать такие изящные, небольшие предметы. Брат с сестрой остановились ярдах в пятнадцати от них. Хелен поднесла к глазам трехслойную линзу и обнаружила, что их тела окутало голубое свечение, ярко контрастирующее с чернильной темнотой аллеи. Девушка ахнула: оно выглядело в точности так же, как бледный мерцающий контур, окружавший Дерби вечером среды. Так, значит, дело было не в усталости. Она оглянулась на Карлстона. Лорд тоже сиял, но не голубым, а скорее синим светом.
– Вы видите мерцание? – спросил он.
– Что это?
– На востоке ее называют «ци», в Индии – «прана». Это жизненная энергия, которая существует во всем живом.
– Во всем? – Хелен резко развернулась к чаще и прищурилась. Ничего. – Кроме кустов и деревьев?
– Эти призмы настроены не на все виды энергии. Перед вами предстает лишь жизненная сила людей.
Господи! Хелен опустила линзу, и мерцание рассеялось.
– Я видела ее раньше, – прошептала девушка. – Вокруг своей горничной.
– Что? – резко спросил Карлстон, но удивление быстро растаяло на его лице. – Так вы догадались, зачем в медальоне вашей матери спрятано зеркало?
– Нет, – покачала головой Хелен. – Я видела свет невооруженным глазом.
Граф потер лоб:
– Невозможно. Без линзы никак не обойтись… вы, должно быть, ошиблись.
– Полагаю, я бы заметила, будь у меня перед глазами зеркальце, – ехидно заметила Хелен.
Крошечные стеклянные кружочки в карманных часах лорда Карлстона совсем не походили на зеркало, скрывавшееся за портретом ее матери, однако он утверждал, что и оно исполняло роль линзы.
– Вспомните, что вы делали в этот момент, – попросил лорд Карлстон.
Хелен наморщила лоб. Если она не ошибается, тогда она заперла бюро, не вернув на место медальон, чтобы позже спрятать его в туалетной комнате.
– Я сжимала в руке портрет моей матери. В этом дело?
– Не понимаю, – покачал головой лорд Карлстон. – Прикосновение к медальону ничего не дает. Вы принесли его с собой, как я просил?
Хелен кивнула и приподняла шелковый ридикюль, отягченный лишь незначительным весом медальона.
– Проверим же ваши слова. Приложите к нему ладонь и посмотрите, не появляется ли перед глазами свет жизненной силы.
Эксперимент? Наконец-то они делают что-то осмысленное. Девушка отдала графу часы и положила сумочку на ладонь. Веревочки затянулись от того, что ридикюль все это время качался на сильном ветру, и Хелен с трудом открыла его дрожащими от нетерпения пальцами. Она запустила руку в сумочку, обхватила медальон указательным и средним пальцами и, затаив дыхание, выудила его оттуда.
– Ну как? – спросил Карлстон.
– Ничего, – разочарованно проговорила Хелен, отчего-то чувствуя себя опустошенной. – Никакого свечения.
Граф склонил голову набок:
– Снимите перчатку.
Просьба была некорректной, и произнесена она была в приказном тоне, но Хелен влекла к себе эта тайна, и, несмотря на приливший к щекам жар, девушка неуклюжими движениями развязала ленту и стянула лайковую перчатку с растопыренных пальцев. Кожу защипало от холода. Все внимание Карлстона было сосредоточено на ее обнаженной руке, и девушку смутила необычная интимность момента. Сердце забилось быстрее, и она сжала в кулаке свою фотографию. Стоило ей прикоснуться к холодному золоту медальона, как вокруг графа возникло синее мерцание.
– Есть! – воскликнула она.