– Что ей тут делать-то? – спросил герцог, допив свой отвар и передернувшись. – Замуж ее кто возьмет? Такой же, как ты? Да и не успеют присвататься – принесет в подоле, уж поверь. Чтоб мимо такой красоты пройти да утерпеть – это надо святым быть, а у нас тут таких не водится. Сколько еще ты сможешь ее укарауливать? А то сама влюбится в проходимца какого-нибудь да и сбежит с ним. Так хоть пристроена будет, на золоте есть, на шелках спать, в собственном дворце жить…
«А потом она надоест этому мальчишке и отправится на кухню, а то и на невольничий рынок, – могла бы я сказать, но сдержалась усилием воли. – Или он подарит ее какому-нибудь из своих придворных. Вроде бы у южан это в ходу: оделять отличившихся конем из собственной конюшни, перстнем со своей руки, одеянием с господского плеча… наскучившая жена ничем не хуже!»
– Великодушие вашей светлости поистине безгранично! – сказала я, склонившись в реверансе как можно ниже, чтобы он не увидел моего лица. – Не знаю, как и благодарить вас за такое участие в судьбе моей дочери…
– Не благодари, – ухмыльнулся герцог. – Очень уж удачно сложилось… для всех, а, Марион? И у тебя голова болеть не будет о том, как бы дочку уберечь до поры да пристроить, и я живо старика Урзу придавлю, мол, если хочешь внучка побаловать, подавай-ка договор на моих условиях! Каково?
– Вы всегда отличались большой дальновидностью и редким чутьем, ваша светлость, – смиренно ответила я.
– То-то же… – Он подумал. – Так… У южан еще есть дела у наших соседей, но к зимним праздникам они вернутся… бедолаги! Уже теперь в сто одежек кутаются, а каково им будет зимой, а, Марион? Они, говорят, и снега отродясь не видывали, уж младшенький-то точно!
– В самом деле, им здесь неуютно, – подтвердила я. – В их покоях жарче, чем на кухне в разгар готовки.
– Топите, сколько прикажут, – кивнул герцог. – И вот еще что…
Он бросил мне увесистый кошелек.
– Справь девчонке приданое. И платье на свадьбу. Не королевское, конечно, но чтоб видно было: не простую служанку отдаем, а… скажем, дворяночку из бедных, не титулованную. Ясно? Справишься?
– Конечно, ваша светлость, – кивнула я.
– Ну, тогда иди. Да помалкивай покамест!
– Разумеется, ваша светлость, – ответила я, еще раз поклонилась и вышла.
Тяжелый кошелек оттягивал мой карман.
– Я лучше в лес к волкам жить уйду, – заявила Ири, услышав, какой подарок приготовил ей на день рождения наш герцог. – Неужели никак нельзя отказаться, мама?!
Я только крепче прижала ее к себе: мы сидели на кровати в своей комнате и держали военный совет.
– Послушай еще вот о чем, – добавила я и пересказала все те доводы, которые мне самой не раз приходили на ум и которые повторил герцог. – Я и впрямь тебя не уберегу, ты слишком красивая, Ири, но всего лишь служанка. А ты знаешь, что случается даже с дурнушками…
Она молча кивнула: о таких вещах дочь моя знала с малых лет, да и как не узнать, когда в замке служанки шмыгают туда-сюда и шепчутся о своих милых, а в деревне так уж и вовсе подобного не стесняются!
– Как ко мне бабушка никого не подпустила, даже не знаю. То ли времена другие были, то ли люди? А еще жив был старый герцог, он, бабушка говорила, виноватым себя чувствовал, что моего деда куда-то отослал, а тот не вернулся, и не велел нас с нею трогать. А нынешний, хоть и знает, что мы родня, а все равно…
– Не лучше племенной кобылы, – гневно фыркнула Ири.
– А кто знает, не лучше ли тебе будет замужем? Как он сказал – на золоте есть, на шелках спать… – пробормотала я.
– Конечно, мужу ноги целовать и до скончания века взаперти сидеть еще с десятком таких же… будто ты никогда не слыхала, как женщины у южан живут!
– Вдруг ты станешь любимой женой?
– А вдруг нет? – Ири обняла меня за шею и положила голову мне на плечо. – Я не пойду замуж, пускай это будет даже самый распрекрасный принц! А он вдобавок вовсе не принц и совсем не прекрасный, ты же видела!
Я видела, конечно. Внук дэшавара Урзы, Алиш, мог бы показаться симпатичным юношей, если б не был так толст. Должно быть, баловали его с раннего детства, сдували с него пылинки и подносили яства, каких только душа пожелает. А поесть южане любили…
Другое дело, что прочие-то и верхом ездили, и с саблями управлялись так, что любо-дорого посмотреть, и плясать были мастера на загляденье, а Алиш предпочитал возлежать на мягких подушках и наблюдать за остальными. Вдобавок капризен он был неимоверно, а еще вспыльчив и обидчив. С вельможами, правда, Алиш держался весьма обходительно и почтительно, но вот прислугу свою мучил несказанно…
А я еще подумала: надо же, для Урзы Алиш – сын любимой умершей дочери, совсем как Ирранкэ для его деда! Вот так каприз судьбы… Они ведь совсем разные! А хотя, говорят, у судьбы двух одинаковых не бывает…
– Что, так и будешь до старости в девицах сидеть? – усмехнулась я, чтобы отвлечься.
– Когда-нибудь встретится… настоящий, – странным тоном ответила Ири. – Как тебе. А нет, так фальшивки мне не надо.
