– И все это придется делать, отражая атаки варваров, – заметил Фенестела, кривя губы. – О, Фортуна, чем мы разгневали тебя?
– Этой старой шлюхе не угодишь.
Покорный судьбе, опцион пожал плечами.
– Какие будут приказания?
– Три центурии слева от повозок и три вправо. Мы должны успеть прикрыть обоз до того, как ударят варвары. Это позволит легионерам из Двадцатого подойти и под нашей защитой выкапывать повозки.
– А если германцы нападут на Цецину?
Они молча посмотрели друг на друга. Тулл погрыз ноготь.
– Похоже, Арминий так и сделает, – ответил он, представив, как сотни германцев лавиной накатываются на правителя и его эскорт. – Собери центурию. И побыстрее.
– Этого будет достаточно?
– Если взять больше, мы не доберемся туда достаточно быстро.
Фенестела кивнул и убежал.
Начался мелкий дождь. Он быстро перерос в сильный сплошной ливень, под которым люди почти сразу промокли до нитки. Над головами грянул гром. Небо разорвали ослепительные вспышки молний. Барритус германцев грянул с новой силой, гораздо громче, чем прежде. Знакомая и оттого вдвойне неприятная сцена. Воины Арминия приближаются, подумал Тулл, и их будет очень много.
И драться предстоит не за обоз, а за собственные жизни.
Глава 33
– Бегом! – проревел Тулл. – Бегом, мать вашу!
Пизон был чуть позади своего командира и шевелил ногами изо всех сил. Вперед они двинулись только что – и сейчас бежали вдоль вереницы повозок к тому месту, где во главе колонны Двадцатого легиона должен был находиться Цецина. В сандалиях хлюпала жижа, перевязь ерзала и сползала с правого плеча, в опущенной левой руке Пизон тащил щит. И все же он не мог допустить, чтобы его центурион – как-никак старик – бежал быстрее его. И от своих товарищей, Вителлия и Метилия, бегущих впереди, он отставать не собирался. Еще три шеренги солдат – вся остальная центурия – месили ногами грязь слева от него. Нам надо держаться вместе, думал Пизон, как и шесть лет назад.
Струи дождя барабанили по шлему, почти оглушая его. В небе гремел гром, со всех сторон доносились пронзительные крики и дикий боевой напев германцев. Расслышать хоть одно слово Тулла или кого-то из центурионов было невозможно, если только его не орали тебе в ухо.
– Куда мы бежим? – завопил Пизон.
– Что? – крикнул Метилий, не оборачиваясь.
– Куда… мы… бежим? – повторил Пизон медленнее и громче.
Они продвигались вдоль длинного обоза, постоянно останавливаясь для отражения атак германцев. Копья метнули во время первого нападения, и с ними пришлось проститься. Пизон уложил трех вражеских воинов; болезненный кровоточащий порез на левой щеке напоминал о перерубленном в стычке германском копье. Вителлий при каждом удобном случае жаловался на сломанный нос, в первой же сшибке размозженный брошенной дубинкой варвара. Ни один из уже погибших пятерых легионеров не был его товарищем по палатке, за что Пизон благодарил богов.
Вопрос остался без ответа, и он прокричал его снова, бросив вызов давящему серому небу и ненавистному проливному дождю.
Вителлий ненадолго сбавил шаг.
– Я слышал, Тулл говорил, что Цецина в опасности. Вот туда мы, должно быть, и направляемся.
Пизон выругался и постарался держаться поближе к спине товарища.
Они не останавливались, чтобы перевести дух, прислонившись спиной к повозке, и не пытались извлечь телеги из грязи. Тулл уводил отряд от прикрытия, которым могли служить застрявшие повозки. Уж не лишился ли центурион разума, спрашивал себя Пизон. Неужели они должны спасать Цецину ценой собственной жизни?
Вдруг из ниоткуда с пронзительным ржанием выскочила темно-гнедая лошадь. Она пронеслась между Вителлием и Пизоном, едва не растоптав их. Последний успел заметить струйки слюны на ее губах и кровь, бегущую из глубокой раны в левом бедре. Седока на лошади не было.
Пизон не сразу понял, что происходит, но потом мимо пронеслись вторая и третья лошади; обе скакали галопом, только в разных направлениях. На одной сидел воин из союзных племен; лицо его побелело от ужаса, он изо всех сил вцепился в гриву животного. Ближайшие к ним конники могли быть только из сопровождения Цецины. «Мы бежим туда, откуда бегут они», – подумал Пизон, чувствуя в горле жгучий вкус желчи.
