Его мочевой пузырь опорожнился сам собою. Кто-то победно вопил над ним.
«Мне конец, – подумал Пизон. – Кто бы это ни сделал, он наверняка раздробил мне череп». Солдат думал об этом почти равнодушно. В носу стоял сильный запах собственной мочи. Второе колено задрожало от слабости, и он чуть не упал лицом вниз. Добивающего удара не последовало, и это озадачило его. Голова гудела и кружилась; то теряя сознание, то приходя в себя, он тупо смотрел на топчущиеся ноги, месившие грязь прямо перед ним. В грязи лежал окровавленный труп, и ноги то и дело наступали на него. Все было покрыто грязью, но он увидел оружие – два копья и римский меч. На веточке вереска раскачивалась крохотная пичуга, совершенно не обращавшая внимания на творившееся вокруг кровопролитие.
Рядом, справа от Пизона, двигались вперед-назад ноги в украшенных вышивкой штанах. Первый брат? Он попытался сосредоточить взгляд на штанах. Германец все еще дрался с Туллом.
Меч Пизона по-прежнему лежал рядом, ослабевшие пальцы так и не выпустили рукоять. Он смотрел на клинок, и в помутневшем сознании созревала мысль о необходимости что-то сделать. Пизон оторвал меч на ладонь от земли. Потом еще на ладонь. Сосредоточил взгляд на штанах. Еще приподнял меч и напряг мышцы. Толчок. Касание. Лезвие прошло сквозь ткань в икру владельца штанов. Удар был несильный, но верный. Отточенный клинок глубоко вошел в плоть. Пронзительный крик резанул по барабанным перепонкам; владелец штанов пошатнулся и вырвал меч из пальцев Пизона.
Силы окончательно оставили легионера. Со всех сторон нахлынул белый свет, и Пизон сдался ему.
Глава 34
Неподалеку, в гуще боя, находился и Арминий. Пот струился со лба и заливал глаза. Сморгнув соленую каплю, он встретил удар вражеского щита. Его ивовый щит треснул, и противник, легионер с искаженным яростью лицом, довольно зарычал. Он еще удовлетворенно смотрел на Арминия, когда меч вождя скользнул над верхней кромкой щита римлянина и вонзился ему в левый глаз. С тихим, почти неслышным хлопком глазное яблоко лопнуло, разбросав капли жидкости. Сталь прогрызла кости, пронзила мозг, и легионер умер еще до того, как Арминий вытащил меч.
– Смени! – крикнул он. Не хотелось выходить из боя, но треснувший щит был верным залогом быстрой смерти от руки следующего врага. Пришла пора стоящему сзади воину быстро подменить товарища.
– Меняю! – крикнул Осберт, находившийся в следующем ряду.
Этот маневр они отрабатывали десятки раз; Арминий наполовину развернулся, держа щит вплотную к телу. Осберт, выставив свой щит вперед, проскользнул слева от Арминия, позволив вождю в то же время отступить.
– Донар! – завопил Осберт, заставив вздрогнуть легионера, оказавшегося перед ним. Испустив победный вопль, он ударил противника копьем в шею. Из страшной раны фонтаном ударила кровь, и легионер упал на своего убитого товарища. – Донар! – снова завопил Осберт.
Довольный тем, что его воины держатся, Арминий побрел в поисках нового щита. Вокруг валялось много брошенных ранеными или убитыми бойцами. Он подобрал приглянувшийся и, пользуясь возможностью, отступил назад, чтобы осмотреться. Когда глаза застилает кровавый туман, легко забыть обо всем, дай только меч напоить. Арминий немного отдалился от места боя; запал его остыл, и он посмотрел налево. Кажется, дела там шли неплохо. Он видел, что клин германцев глубоко проник в шеренги римлян, старшего командира сшибли с коня, и остальные всадники начали паниковать. Лошади метались, люди кричали и падали в жидкую грязь.
Прямо перед Арминием шесть легионеров и несколько спешенных конников сбились в кучку, оказывая сопротивление, но их одолевал превосходящий по численности отряд, ведомый Осбертом. Римляне уже уступали, а когда Осберт швырнул в толпу отрубленную голову, враги дрогнули и побежали. Германцы с мстительными криками погнались за ними. Арминий улыбнулся.
Теперь надо найти и убить Цецину, подумал он, и тогда шансы на полную победу возрастут. Вот только сделать это было непросто. Сражение складывалось удачно, но мешала полная неразбериха. Проливной дождь ограничил видимость до пятидесяти шагов и даже меньше, а грязь мешала одинаково и одним и другим. Его обезумевшие от боя воины вряд ли узнают Цецину, а если узнают, не найдут Арминия, чтобы сообщить ему, даже если захотят. Все, что он мог сделать, это проследить за уничтожением всех римлян на этом небольшом участке с надеждой, что Цецина окажется среди них. После этого можно будет и уходить.
Арминию оставалось только верить, что остальные вожди – Ингломер, Большая Челюсть, Тощий и прочие – сделают то, о чем он их просил. Надо не только напасть на обоз и солдат двух отделившихся от колонны легионов, но и захватить всех легионных орлов. «Отберите хотя бы одного, – сказал вождям Арминий, – и вы отрежете легиону яйца». Он надеялся, что они доведут эти слова до воинов и что соблазн безнаказанно пограбить обоз будет не слишком велик.
– Рим!
Этот крик и последовавший за ним грохот столкновения тел и щитов раздался совсем недалеко, и Арминий повернул голову. Отвлекшись, он не посмотрел вовремя направо – и допустил ошибку, за которую тут же себя отругал. Отряд врага неопределенной численности только что врезался в
