– Проснулся! – сказал Вителлий, подходя к товарищу.
– Вот и ты, – ухмыльнулся Метилий.
Пизон обвел рукой площадку:
– Почему мы ночуем под открытым небом?
– Посмотри вокруг, – ответил Вителлий.
Пизон огляделся. Ни единой палатки. С обеих сторон и перед ними группы легионеров сидели вокруг костров или лежали на грязной земле, как он.
– Где обоз? – спросил Пизон.
– Его больше нет, – проворчал Вителлий.
– Больше нет, – повторил Пизон. – Но там же был Сакса вместе с остальными ранеными…
Даже в темноте было видно, как изменились лица его товарищей. Некоторые снова повернулись к костру. Вителлий ругнулся. Метилий рассматривал разбитые ногти на пальцах рук.
Пизон упал духом, вспомнив, что так же они вели себя, когда попали в ловушку Арминия.
После долгого молчания Вителлий заговорил:
– Пока мы спасали Цецину, германцы большими силами напали на обоз. Когда вернулся Первый легион – уже после того, как тебя ударили по голове, – варвары, сражавшиеся с нами, устремились туда же. Тулл повел нас к обозу посмотреть, нельзя ли что-нибудь сделать, но повозки были уже разграблены. Мы понесли большие потери и отступили.
– Сакса… – начал было Пизон.
– Уверен, он умер с мечом в руке, – вздохнув, сказал Вителлий.
Пизон вспомнил, как Сакса хлебал вино, которое он принес ему. Разве это было не вчера? Злые, горькие слезы наполнили глаза. Смахнув их, Пизон спросил:
– А наши палатки? Метательные орудия?
– Все захвачено или уничтожено, – ответил Вителлий. – У нас остались только те продукты, которые были при себе, и больше ничего.
– А моя поклажа? – с тоской спросил Пизон, чувствуя голод. – У меня ничего не осталось.
– Мы подобрали нашу поклажу, но не твою. Заметь, я спас твое одеяло и зерно. Его еще не всё съели. – Метилий хихикнул.
– Ублюдки! – закричал Пизон.
– Не слушай его, – подмигнул Вителлий. – Мы делимся едой. Конечно, огонь слабоват, и, чтобы испечь хлеб, слишком сыро, но есть горшок похлебки. Хочешь немного?
– Хочу. – Пизон собирался упрекнуть Метилия, что тот обокрал его, но передумал. – То, что вы сделали, Теллий… и Метилий… я хочу сказать… носилки… и тащили меня много миль…
– Не меньше пяти, – перебил Метилий. – Но показалось, что все десять.
– Я погиб бы, если б не вы. – Пизон переводил взгляд с одного на другого. – Благодарю.
– Не только мы, – возразил Вителлий. – Остальным пришлось нести нашу поклажу, пока мы тащили твою жирную задницу.
– Я благодарен всем, – сказал Пизон севшим голосом.
Вителлий кивнул; оба понимали, что означает этот кивок. Шесть лет назад Пизон спас Вителлия в лесу. Сегодня тот вернул долг.
– Ты сделал бы то же самое для каждого из нас, – сказал Метилий.
– Для каждого, кроме тебя, толстый ублюдок. – Пизон заулыбался, услышав, как товарищи подхватили шутку и начали подсмеиваться над Метилием, который постоянно жаловался на склонность к полноте.
– Пошли вы все, – сказал Метилий; огонь освещал его смеющееся лицо. – Я думал, тебя и дальше придется нести, но ты, похоже, полностью выздоровел. – Он уже держал чашку, от которой поднимался пар. – Если хочешь есть, поднимай зад.
– Иду-иду, – заворчал Пизон. Голова закружилась, боль за глазницами усилилась. Он глубоко вдохнул.
– Оставайся на месте. – Вителлий коснулся ладонью его груди.
– Все хорошо, – соврал Пизон и, стиснув зубы, подавил боль и тошноту.
Вдохнув несколько раз, он сначала встал на колени, а потом поднялся на ноги и с помощью Вителлия, осторожно ступая, добрался до костра. Когда он сел, голова опять закружилась, но Метилий поддержал его, протянув руку. Пизон заметил, что все смотрят на него. Шесть лиц, покрытых грязью и высохшей кровью. Боги, ведь он любит их, эти изможденные лица… Это его товарищи. Его братья. Его семья. Для него они значат больше, чем кто-либо другой в этом мире, не считая Тулла и Фенестелу. И они все еще живы…
– Держи. – От чашки в руке Метилия шел аппетитный запах. Из нее выглядывала ручка ложки. – Это моя, смотри не потеряй.
Пизон никогда не любил похлебку из полуразмолотого зерна или крупчатки. Ее ели в самых суровых условиях, когда нельзя было испечь хлеба, и на
