Тулл глянул на Вителлия – тот помалкивал.
– А у тебя?
– Я насквозь промок, центурион. И полуголодный. Нос мне разбил какой-то ублюдок, – отвечал Вителлий, сердито глядя на Тулла. – Спереди я поджарился, спасибо огню, а спина замерзла… Ах, да, Сакса мертв. Ну а так со мной все прекрасно, центурион. Благодарю за заботу.
К удивлению легионеров, Тулл захохотал.
– Ты честен, как всегда, Вителлий. Я мало чем могу тебе помочь.
– Я и не думал, что можешь, центурион, – пожал плечами легионер.
– Готов к завтрашнему дню? – спросил Тулл.
– Ты знаешь, что готов, центурион.
Командир с удовольствием посмотрел на него и повернулся к Пизону:
– Как твоя голова?
– Болит, центурион. – Пизон криво улыбнулся.
– Шагать сможешь?
– Да, центурион, и сражаться.
– Ты хороший человек. Если б не ты, то… – Тулл обнаружил, что ему не хватает слов. – …Меня здесь бы не было. Благодарю.
– Каждый из нас сделал бы то же самое, – возразил Пизон.
– Может быть, но сегодня это сделал ты. Ты спас мне жизнь. – Тулл смотрел в глаза своему бойцу. – Я этого не забуду.
Тот сдержанно кивнул.
– Центурион.
– Теперь я вас оставлю, – сказал Тулл. – Отдохните. Завтра будет не до шуток. На всякий случай спите в доспехах. Арминий хитрее лисы.
Когда Тулл шел назад к Фенестеле, мысли его были заняты вождем херусков. Казалось невероятным встретить Арминия спустя долгие годы, и очень обидно было скрестить с ним оружие, терять из-за него людей – да так и не убить шлюхиного сына. «Должно быть, богини судьбы сидят там наверху, смотрят на меня и все еще смеются, – подумал Тулл, зло посмотрев на небо. – Жалкие греческие сучки… Вы разделили нити наших судеб на шесть лет, потом свели их вместе, и они соприкоснулись, и снова разделили – еще до того, как я получил возможность уложить продажную тварь в грязь… Дайте мне еще один шанс, и я его не упущу», – пообещал он.
Тулл крепко спал и видел чудесный сон, в котором присутствовала Сирона. Ему наконец-то удалось уговорить ее, и она легла с ним в постель, когда в грезы ворвался громкий крик. Во сне получалось так, что кто-то кричит за дверями комнаты Сироны или на лестнице, ведущей в гостиную таверны. Тулл постарался не обращать внимания и поцеловал Сирону. «О боги, как долго я этого ждал», – прошептал он.
Она улыбнулась:
– И я тоже.
Чья-то рука легла Туллу на плечо и принялась трясти.
– Проснись! – потребовал голос.
Сирона исчезла. Вместо ее теплой кровати Тулл лежал ничком в каком-то навозе и под сырым одеялом. Он был в доспехах, холодных и неудобных, но тому, кто будил его, не было дела до его чувств.
– Пропади оно все пропадом, да вставай же! – звал голос.
Отдыха как не бывало. Присмотревшись, Тулл понял, что урод, так грубо оборвавший прекрасный сон, есть не кто иной, как Фенестела. Открыв глаза, центурион увидел опциона, стоявшего рядом с ним на коленях.
– Что такое? – Дыхание заклубилось в холодном воздухе.
– Я не уверен…
Тулл ругнулся. Было совершенно темно, середина ночи, но Фенестела не стал бы будить его без причины. Он сел, в спине хрустнуло, и Тулл поморщился.
– Говори.
– Прислушайся.
Центурион повиновался. Он не ожидал услышать что-то необычное в этот глухой час. Одинокий крик совы. Возможно, звуки из расположения конников или рев мулов. Шаги часовых возле вала, и больше ничего. Поэтому ржание лошадей и топот копыт сразу привлекли его внимание. Доносились и глухие тревожные крики. В голове окончательно прояснилось. Он вскочил.
– Откуда это доносится?
Фенестела показал направо, туда, где располагалась кавалерия.