Как бы ни был разгневан солдат, проявить неуважение к орлу легиона он не может. Воплощение гордости, отваги и славы, орел требует почтительного отношения. Толпа расступилась, с благоговением взирая на золотую птицу. Тулл не останавливался, пока не добрался до середины выхода. Цецина подоспел чуть позже и встал рядом. Тулл вонзил заостренный конец древка в грязную землю и развернул штандарт лицом к толпе. Поняв, что от них требуется, Пизон и остальные солдаты с факелами встали на валу по обе стороны от ворот, освещая происходящее.
– Видите эту величественную птицу? – крикнул Тулл. – Она принадлежит славному Пятому легиону!
Как он и ожидал, легионеры взревели:
– Пятый! Пятый!
– Вы ведь не хотите, чтобы она попала в руки врага? – выкрикнул Тулл, и у него самого волосы на загривке зашевелились от такой мысли.
– Ни за что! – кричали легионеры.
– Слушайте меня! Я много лет служил в Восемнадцатом. Я вижу, как вы киваете. Вы знали людей, служивших со мной. – Тулл увидел в толпе несколько знакомых лиц. – Как вам известно, Восемнадцатый был одним из легионов, уничтоженных вонючей крысой Арминием. Мне повезло – я выбрался из ловушки. Я и пятнадцать моих парней. – Застарелая вина шевельнулась в душе Тулла: он мог бы спасти больше, мог бы каким-то образом не допустить потери орла.
– Ты – центурион Тулл? – подал голос Угрюмый. – Да, это ты.
По толпе прошелестел вздох, удививший Тулла. «Они меня знают», – подумал он.
– Люди говорят, что ты спас больше солдат, чем кто-либо другой, – сказал Угрюмый; его сердитый тон сменился уважительным.
– Это правда! – неожиданно закричал Пизон. – Центурион Тулл спас нас, когда никто не мог этого сделать.
Угрюмый посмотрел вверх, на Пизона, потом снова перевел взгляд на Тулла.
– Этот командир имеет право на несколько слов, – заявил он. – Что скажете, братья?
– Да, – закричали несколько голосов.
Тулл бросил взгляд на Цецину, немного смущенный тем, что оказался в центре внимания вместо командующего, но тот сделал ему знак говорить. Центурион облизал пересохшие губы. От его слов зависела жизнь каждого из них. Найдет нужные слова – и несчастные легионеры вернутся в лагерь. Скажет не то – и они с Цециной погибнут под ногами солдат, которые, как море, хлынут в ночную тьму, а утром все четыре легиона будут уничтожены.
«Скажи им правду, – велел он себе. – Скажи все, как есть».
– Позор потери орла Восемнадцатого легиона мучает меня каждый день. Орел снится мне по ночам. Я вижу его всякий раз, когда поднимаю глаза на эту величавую птицу и на другие, принадлежащие легионам этого лагеря.
– А где наш орел? – послышался голос. – Где орел Двадцатого?
Над толпой поднялся крик.
– А Двадцать первого?.. Где орел Первого?..
Тулл указал рукой:
– Один – у восточных ворот, другой – у южных. Их отнесли туда для того же, для чего мы доставили эту птицу сюда, – разбудить вашу гордость. Остальные штандарты остались в штаб-квартире.
Угрюмый выглядел довольным. Легионеры кивали. Некоторые даже улыбались.
Тулл положил ладонь на грудь.
– Уйдете из этого лагеря, братья, – и, говорю я вам, погибнете. Арминий там, снаружи, и с ним тысячи воинов. Он ждет, когда вы выйдете и будете бродить по колено в грязи. Оставите лагерь – и вы обречены. Ваши орлы достанутся врагу, и вы навечно покроете себя позором. Вы этого хотите?
– Нет!!!
– Хотите, чтобы ваши кости гнили в болоте? Чтобы ваши головы были приколочены гвоздями к стволам деревьев?
– Нет!!! – ревели легионеры в ответ.
– Тогда возвращайтесь на свои места. Отдохните, сколько успеете. Утром Цецина поведет нас за стены, к победе.
– А что насчет врагов в лагере? – спросил Угрюмый.
– Прислушайтесь, – предложил Тулл. – И скажите мне, если услышите звуки боя. – «Боги, сделайте так, чтобы все утихло», – молился он, пока толпа молчала, ловя каждый звук. Сердце стукнуло дюжину раз; вдали слышались крики, но в них не звучало страха или тревоги. Ни единого звука сражения – ни удара мечом по щиту, ни криков умирающих от острого железа.
Угрюмый долго и тяжело смотрел на Тулла, потом кивнул:
– Должно быть, это все-таки была лошадь… Проклятье, братья, нас одурачила какая-то драная кобыла!
Легионеры смущенно засмеялись, потом хохот накрыл толпу, и напряжение начало спадать. Угрюмый повернулся и пошел сквозь толпу.
– Назад, по местам, братья! – кричал он. – Завтра будет длинный день.
Он продолжал выкрикивать эти слова, проталкиваясь между легионерами. Несколько мгновений ничего не происходило. Сердце стучало в груди Тулла
