легкая хромота напоминали о битве, в которой ему довелось побывать.
– Не вернулся, – согласился дайн.
Он сидел на высоком троне, перекинув ногу на ногу, и изучал на просвет темно-красное вино, налитое на два пальца в стеклянный кубок тончайшей работы.
Лантир вскинул голову, расплескивая по плечам волну волос.
– Но я хочу предупредить тебя, властитель. Те перемены, которые начались при… тебе, которые принесла в наш край Ольва Льюэнь… они усугубляются. Я получил доказательства своей правоты. Народы смешались, и уже нет того порядка, который всеми силами стремились поддерживать Перворожденные. Оллантайр! Этот дверг – он ведь был парой Ринрин, погибшей в Серых Россыпях. Ласка, Голубая Ласка, о! Не он ли причина ее гибели? Не эта ли связь?
– Дверг? – Оллантайр коснулся губами вина. На Лантира он так и не смотрел; казалось, напиток занимал его куда больше. – Он что же… убил ее?
– Н-нет… – Страж замешкался, но подхватил нить повествования. – Он не убил, он бился за нее, но… это неправильно. Смешение всего… что было нельзя смешивать. В наших землях, на границах эльфийских земель появились пауки, взявшиеся от того, что сама Цемра слила свою суть с неведомым другом и союзником Тайтингиля, который и вовсе пришел со звезд. Так говорит златой витязь, да не изменит ему рассудок.
– Тайтингиль. – Правитель Тенистой Пущи наконец оторвал взгляд от бокала. – Мой сын как раз встретил его, он и его спутники скоро прибудут. Гонец опередил их. Что касается тебя, Лантир… давно я не слыхал таких речей. Полная уверенность в своей правоте, полная…
Черноволосый эльф расправил плечи.
– …Такая была разве что у Таурона, такая вела его орды на все живое. В те годы, когда ты еще служил мне. Помнишь?
Скулы Лантира вспыхнули, но ответить дайну резкостью он не решался.
– Почему ты не позвал этого дверга… Вайманна? Я хотел говорить с ним тоже.
– Я…
– И кстати. Дверги дружны с моими детьми. Двергские малыши родились одновременно с Анариндилом и Йуллийель, росли с ними и по сей день вхожи под сень Тенистой Пущи, – лениво сказал Оллантайр, медленно дегустируя напиток. – Так есть и будет, Лантир. И моя супруга. Ольва. Ольва Льюэнь. Она…
– Я помню, дайн. – Лантир, склонившись в поклоне, едва шептал. – Я помню. Она подданная двергского королевства. Многие склонны забыть. Но я помню.
Словом, – Оллантайр встал, и мантия прошелестела багряным крылом, – я желаю сам увидеть странного пришельца, который наделал столько шума в этом лесу. И его, и Иррика Вайманна, который уже был гостем здесь. Был, Лантир. Ты сильно отстал от событий, происходящих в Пуще. Подумай, стоит ли нагонять, или же ты отправишься к Виленору, как только придешь в себя.
– Ты подправил когтем, это нечестно.
– Я нет.
– Ты да! Я лучник три тысячи лет, и две из них я учу других лучников. Ты – да!
– Просто хотел выиграть. Просто.
– Тогда сделай это честно. Хорошо, кидай еще раз.
– Даэмар!
Дозорный у камеры, а точнее, зарешеченной каморки размером с двергский шкаф, подскочил – и в следующий миг стоял, вытянувшись струной, перед ликом своего дайна, пришедшего со спутниками.
– Вот о чем я и говорил, – тихо сказал Лантир за спиной Оллантайра. – Все смешалось. Страж и враг играют в кости.
– Перестань, красавчик, – примирительно отозвался Вайманн, который шел за эльфами поодаль и немного в стороне. – Он спас тебя, тащил тебя, пора понять – Эстайн, хоть и иной, не враг. Он один из них всех – не враг. Осталось только снять с него бляху.
Оллантайр уже видел: на черном теле паука металлически блестел угловатый знак.
– Вот она. Дар дверга моей супруге. Что же…
Он перекрестил руки, опуская в складки своих сложных одежд, и поднял их уже сжатыми на рукоятях двух узких, чуть гнутых светлых мечей.
– Я передам ей. Открой дверь, Даэмар. Покончим с этим. Он может быть не врагом… а может быть хитрейшим планом врага. Вполне.
Паук в ужасе забился в угол. Светлые глаза засверкали, как будто налились слезами.
– Я шел… шел сам… я…
Даэмар возразил:
– Не нужно! Он сам хочет избавиться от бляхи.
– Я хочу, хочу… она жжет, – заскрипел паук. – Хочу избавиться, отдать. Она жжет меня, и я думаю. Вот тут, нейроны. – Он сжал лапами косматую голову, прикрывая блестящие белесыми белками глаза. – Начинаю думать разное. Что такое смерть. Женщина. Любовь. Что будет потом со мной. Думаю.
