В их понимании это совсем не то, что в нашем. Если русский мужик говорит – моя женщина, значит, он распоряжается ею. Иногда содержит. Но всегда считает, что он сверху.
Если тощий и иссушенный неизвестными солнцами, похожий на девочку аниме инопланетянин, с невероятной легкостью убивающий бандитов голыми руками, говорит – его женщина, выходит так, что он ей принадлежит. Он – ей. И в какой-то момент Ирме даже показалось, что этот вариант будет лучше для ее дочери.
В какой-то момент…
Женщина застонала вслух и снова взвизгнула портрету:
– Вернешься! Убью сама! – упала на диван и разрыдалась.
Художественно убивающие друг друга множественные самурайчики немо смотрели на нее с глянцевой поверхности вазы.
Незапертая после ухода двергов дверь тихо приоткрылась. В холл просочилась Наталья Петровна с пузырьком корвалола наперевес, за ней следовали невозмутимая Семирамида Ивановна и Вадим. Все трое отражали некоторую растрепанность чувств. Глядя в разные стороны, дамы и господин прошествовали к креслам и расположились за невысоким журнальным столиком.
Они явно что-то знали – и такое, о чем не спешили рассказывать.
– Ну? – спросила Ирма.
– Видел их, – сухо ответил Вадим. – Они прошли в портал. Последовать не смог. И дверги не смогли. Девушки там вдвоем, но с машиной и с собакой.
– Лаки… что он может… это же ребенок. Собачий ребенок, Вадим… – Женщина опустила лицо в ладони и наконец заплакала. – Портал… другие миры… эльфинит… Господи, забери меня из этого кошмара…
– Все будет хорошо, деточка, – подсела с одной стороны Наталья Петровна. – Выпей вот… Ну просто глотни водички…
– Откуда вы знаете, как будет? – прекратив всхлипывать, безнадежно сказала Ирма. – Ну откуда? Я вот чувствую, что все нехорошо. Совсем нехорошо.
– Ирма, – вступила профессор психологии. – А как у вас дела с бизнесом? Вы уверены, что сможете себе позволить длительное отсутствие на, так сказать, авансцене событий на время перед родами, после родов? Вы подобрали няню? Потому что, милая моя, что бы ни происходило – жизнь-то идет своим чередом. Игнорировать одного ребенка только потому, что другой оторвался от вашей пуповины и ушел во взрослую жизнь, – неразумно.
– Оторвался от пуповины! – зло сказала Ирма. – Вы это так называете, да? Всегда ценила вашу способность переводить разговор на сторонние темы. Ну да, вы же профессионал!
– Девочка найдется, – склонила седую голову мадам Глаурунг. – Девочка найдется, это так же точно, как то, что внутри вас эльфинит, милочка. Невозможное… с недавних пор стало возможным для нас всех, а не только для Димы Билана… Другой вопрос – что вы сможете предоставить дочери… и себе, когда понадобится. Как у вас с практической позицией? Ведь вы тоже профессионал.
Ирма присмирела; ее взгляд замер на тяжелом кольце Семирамиды Ивановны, в котором сочное огненное золото обнимало красный янтарь.
– Почти все готово, – прошептала она. – Закрыть последние активы, перевести Юльке на завершение ремонта… Я профессионал, да… но я хотела отойти от дел. Могу себе позволить. Я лет десять не отдыхала дольше трех дней подряд и сейчас хочу просто лечь. Евре… Монахов обещал няню, проверенную до семнадцатого колена.
– Но этим «почти» ведь еще надо позаниматься? – коварно спросила Семирамида Ивановна, совершая сухой рукой с богатым кольцом причудливые пассы. – Знаете, дорогуша, ничто так не обессиливает, как попытки решить заведомо нерешаемые задачи. Тут вокруг вас…
– Тут вокруг меня! – снова взвизгнула Ирма, отрывая взгляд от сочного драконьего блеска. – Полно народу! И все наперебой говорят, что скоро будет лучше! И все вроде как присматривают за мной! И все равно! Мне всучили эту проклятую склянку! Я даже не помню где! И Алинка! Алинка! А на другого моего ребенка открыта охота, так говорят эти прекрасные… люди! В «Бесте» пугают, что родится урод! Я уже не соображаю, что происходит! Оставьте меня, оставьте!
Она махнула ладонью, и в окружающем ее пространстве все задвигалось и тотчас смешалось. Тактичный Вадим сразу юркнул к двери, втянув голову в накачанные плечи. Профессионально-бестактная Семирамида еще минут десять пыталась увещевать Ирму, пока в нее не полетели подушки с восточного дивана. Наталья Петровна оказалась самой тихой и стойкой, она до последнего старалась влить в женщину душистое снадобье, однако гнев устремился и на нее…
Но этого было мало. Мало, чтобы успокоиться – или выпустить наружу панику, страх и отчаяние.
Когда все ушли, Ирма, залитая слезами, растрепанная и красная, решительно огляделась, ухватила увесистую статуэтку из мрамора, изображавшую египетскую кошку и бросилась к ростовой вазе.
– Ненавижу! Всех! Алинка, Алинка-а-а! – и отвела руку для роскошного замаха.
– Не советую, Ирма Викторовна, – донеслось с комода.
Ирма оторопела и замерла. В комнате никого не осталось. Никого, кроме пушистого Пикселя, который сидел и смотрел прямо на нее умными круглыми
