– Ты умрешь, мальчик. Когда-нибудь потом, с честью, в бою. А сейчас поднимешь свое никчемное тело – и попытаешься стать лучше сестер. Лучше женщины. Мужчина не может этого… но ты – должен. И сделаешь, клянусь памятью праматерей!
Она отпустила его и встала – прямая, опасная. Безупречная. Великая Праматерь, осененная крыльями чернейшей одежды.
Сощурила глаза.
– А девочку ту забудь. Лучшую из лучших. Девочка станет королевой, королева есть империя, а империя не выбирает никого. Тем более такого, как ты, мальчик от Черных Линий.
– Она жива… я не помню… я убивал…
– Забудь.
Он сжался, сощурил глаза и, сам поражаясь своей дерзости, выпалил:
– Я стану Мастером Войны! Как Матерь и как ты! И буду подле той девочки, когда она станет королевой! Я буду… лучшим! Годным!
Женщина медленно опоясалась мечами, расправила идеальные складки темных одежд. Едва заметно улыбнулась чему-то своему.
– Бесполезное создание…
Мальчик всхлипнул – а дракон открыл глаза.
Свет плыл где-то под самым потолком, сходясь и расходясь кругами. Все нейроны были будто перемолоты и торопливой рукой снова затолканы в череп, и теперь жижа из мыслящей субстанции вяло вытекала через глазницы и уши.
Вдоль хребта спускался настойчиво бьющий пульс. Руки, ноги – все казалось даже не отдельным, а разломанным на куски, разобранным и перепутанным, как у старого киборга, который сестры решили разобрать и собрать как попало, чтобы посмеяться над мучениями покалеченного агрегата.
И когтистые лапы.
И крылья.
И боль.
Теперь у него была боль.
Мастер Войны поднял голову, скрипя многорядными зубами. В этот раз боли оказалось даже больше; к неожиданному проклятью оказалось невозможно привыкнуть, оно было все время разное и каждый раз застигало врасплох. Как они живут с этим, нелепые и странные существа?
Как будет теперь жить он сам?
Он с усилием поднялся на лапы и не сдержал крика: на заново переломанное крыло было страшно смотреть. Кругом были разметанные по углам монеты, слитки, толстый слой золота, густо залитого кровью. Чьей кровью? Горячее, багряное текло из поломанного крыла – и застывало горстями алых камней.
– Ч-чщервень…
Тишина.
Дракон медленно подошел к поилке, ткнулся мордой – и тотчас отшатнулся, приметив на крае каменной чаши засохшие бурые кляксы.
– С-старик с-сканировал, – прохрипел он. – Ч-щервень ис-сполнил… Предатель.
Он высунул голову из пролома в стене, оглядывая замковый двор, плац. Разрушения были ужасными. Тут и там валялись трупы, разорванные на куски. Были среди них и фрагменты странных членистоногих тел, будто закованных в идеальные черные хитиновые доспехи.
Дракон зажмурился.
Он вспоминал.
Он взлетел, обезумев от удара чуждых, еще живых аминокислот по мозгу, и хаос куда-то понес его.
Он убивал. Жег. Рвал лапами. Уничтожал пауков, свое несметное потомство от чудовищной Цемры.
Да, он больше всего желал принадлежать женщине, Мастер Войны.
Вот как это все обернулось. Цемра. Выводок пауков. Бойтесь мечтать, говорят геяне.
Голова дракона беспомощно легла обратно на золото.
Алина…
Потрясающая геянская женщина, яркая и отважная, как лучшие воительницы его небес.
Он не увидит ее больше никогда.
Мастер Войны стиснул зубы.
Зато он видел… Тайтингиля. Витязь прыгнул без страха и промедления, как лучший из воинов йертайан, и вцепился ему в конечность… а еще там был Кот-ту, но он выглядел не похоже на себя. Мастер Войны видел его будто через двойной визуализатор скафандра. В одном фильтре Кот-ту был похож на криданца, здоровущего и клыкастого, а в другом он был собой, бесполезным и мягким, и причитал, дергая его за лапу, причитал, причитал…
Дракон вытянул лапу вперед, стараясь разглядеть на ней отсвет белого, золотого…
Это – было?
