Кто знает, когда обстоятельства заставят изменить личину в следующий раз?
После этого я без всякой спешки спустился в бар, выставил бутылку на стойку и спокойно объявил:
– Это Долин.
Софи отложила мундштук на пепельницу и взглянула на меня поверх бокала с коньяком.
– Уверен?
– Так сказала Ольга.
– Нет! Ты уверен в своих воспоминаниях? – пояснила кузина свой вопрос.
– Вполне, – подтвердил я.
Софи хмыкнула, отпила коньяка и достала из дамской сумочки записную книжицу в кожаном переплете с золоченым обрезом страниц. Отыскав нужную строчку, она сняла трубку с телефонного аппарата, набрала какой-то номер и попросила оставить сообщение для господина Долина.
Я бешено замахал руками, привлекая к себе внимание, но вмешиваться не пришлось: Софи выслушала ответ и молча вернула трубку на рычажки.
– Виктор съехал, – сообщила она. – Адрес для корреспонденции обещал прислать после того, как устроится на новом месте.
– Проклятье! – выругался я. – Упустили!
– Узнал об убийстве Ольги и решил, что мы их раскрыли, – предположила Софи, отрешенно поболтала коньяк в бокале, но пить не стала. – Теперь он уже далеко.
– Не обязательно, – возразил я. – Ольгу уже пытались похитить, он мог сбежать, опасаясь расправы подельников, а вовсе не нас! Тогда он здесь еще появится. В любом случае сегодня навещу его отель, возможно, что-то получиться разузнать. Где он жил?
– Снимал номер в «Золотой музе». Это рядом с Императорским театром.
– Ольга ведь тоже жила там до переезда в пансион?
Софи кивнула, взяла мундштук и невесело улыбнулась.
– А я-то думала, мне улыбнулась удача, когда в клуб устроилась эта парочка! Выручка стала расти, начали сходиться концы с концами…
Я лишь вздохнул.
Утром пришел доктор, осмотрел простреленную ногу Луки и поменял повязку. Полицейское оцепление к этому времени давно сняли, лишь на перекрестке дежурил одинокий постовой. Если Бастиан Моран и разместил где-то наблюдателей от Третьего департамента, на глаза они не попадались.
Когда лекарь покинул клуб, Софи отперла сейф и предложила Луке расчет, но громила лишь покачал головой.
– Вам ведь понадобится кто-нибудь присматривать за клубом? Я могу.
Софи вопросительно взглянула на меня; я кивнул.
– Отлично! – улыбнулась кузина. – Оставлю тебе ведомость и деньги, выплатишь выходное пособие персоналу. С поставщиками я переговорю завтра сама.
– Куда-то собралась? – заинтересовался я.
– Альберт предложил провести день в Императорском театре. Потом поедем к нему.
– Прошу, будь осторожна.
Софи только посмеялась.
– Со мной все будет хорошо, – легкомысленно заявила она.
Я поморщился и поднял с пола пропущенную полицейскими пулю. Рваная и оплавленная алюминиевая рубашка скрывала под собой еще два слоя – вероятно, то были титан и железо.
С улицы прозвучал задорный гудок клаксона; я выглянул в окно и увидел красную самоходную коляску Альберта Брандта. Логотип «Стэнли» на решетке радиатора сверкал в лучах утреннего солнца позолотой.
Поэт выбрался на тротуар, стянул на шею гогглы и взбежал на крыльцо. Я отпер входную дверь, кинул пулю в кадку с пальмой и расплылся в улыбке, благодушной и насквозь фальшивой.
– Мсье Брандт! Как замечательно, что вы не забываете о нас!
– Жан-Пьер… – сухо поздоровался со мной поэт и повернулся к хозяйке клуба. – Софи, ты как всегда обворожительна!
– Ты мне бессовестно льстишь! – рассмеялась в ответ хозяйка клуба, но, удивительное дело, волнения и бессонная ночь на ее внешности и в самом деле нисколько не сказались.
Софи вручила охраннику ведомость и железный ящичек кассы, надела шляпку и с сумочкой в руках подошла к поэту.
– Альберт, я готова!
– Минутку!
