корреспонденции. – Но случай весьма и весьма нетривиальный. Пришлось изрядно побегать, чтобы раздобыть нужный препарат! Побегать, да…
– Все получилось? – воодушевился Альберт Брандт, зажигая газовый рожок.
– Да! Разумеется! – Доктор раскрыл саквояж, выложил из него на стол немалых размеров стеклянный шприц и стальную иглу. Иглу он протянул хозяину особняка. – Надо прокипятить!
Когда поэт вышел за дверь, я взял выставленный на стол пузырек, но вместо обычной этикетки на нем оказалась наклеена бумажка с химической формулой. В науках я был не силен, поэтому спросил:
– Что это, мсье Ларсен?
– Препарат на основе алюминия, точнее, его оксида.
– О-о-о! – протянул я. – Полагаете, алюминий выжжет порчу?
– На ранних стадиях такое вполне возможно. На эту тему была большая статья в «Медицинском вестнике» за прошлый месяц.
Алюминий получили в чистом виде относительно недавно, и на него не действовали никакие заклинания, но мне еще не доводилось слышать, чтобы этот металл оказывал на магию какое-либо нейтрализующее воздействие.
Я вернул пузырек на место и уточнил:
– А почему именно инъекция? Можно дать с питьем…
– На это нет времени, заболевание прогрессирует чрезвычайно быстро! – отрезал доктор и откинул простыню с руки Софи. – К тому же посмотрите… – Он провел пальцем по предплечью, отмечая потемневшую вену. – Зараза распространяется по кровеносным сосудам. С помощью инъекции мы либо полностью выжжем порчу, либо серьезно замедлим ее распространение по организму.
– Уверены?
– Это наука. Наука сильнее магии. Даже не сомневайтесь, да…
Мне показалось, что доктору просто не терпится провести эксперимент, но высказывать этого предположения вслух не стал. К тому же в спальню вернулся с кастрюлькой кипятка Альберт Брандт.
Ларсен протер ладони спиртом, затем пинцетом выловил из воды иглу и ловко насадил ее на шприц. Наполнил его препаратом, стравил воздух и склонился над кроватью.
– Ну-с, приступим… – пробурчал себе под нос доктор, перетянул плечо Софи жгутом и потребовал: – Отойдите со света!
Впрочем, выискивать вену никакой необходимости не возникло: она явственно выделялась под белой как мел кожей. Ларсен воткнул иглу, распустил жгут и слегка потянул на себя поршень. Когда жидкость смешалась с кровью и стала бледно-розовой, доктор надавил, и препарат начал поступать в вену.
Поначалу ничего не происходило, затем Софи заворочалась на кровати, и сразу ее выгнуло дугой, словно Ларсен не укол сделал, а затеял обряд экзорцизма! Вскинутая рука угодила доктору в лицо, он отшатнулся и зажал ладонью разбитый нос; шприц упал на пол и разбился. Софи в судорогах задергалась на кровати и зашлась в беззвучном крике, но стоило только нам с Альбертом навалиться на нее, моментально обмякла.
– В сторону! – крикнул Ларсен, растолкал нас и принялся делать Софи искусственное дыхание. Какое-то время у него ничего не выходило, а потом кузина хрипло втянула в себя воздух и наконец, к неописуемому нашему облегчению, задышала самостоятельно.
Доктор зажал кровоточивший нос платком и предупредил:
– Могут понабиться компрессы.
– Какого дьявола здесь происходит?! – не выдержал тогда Альберт.
– Просто индивидуальная непереносимость препарата. Индивидуальная, да…
– Хватит морочить мне голову! – рявкнул поэт. – Что здесь происходит?! Говорите!
Бесцветно-серые глаза поэта засветились, от его слов у меня заломило виски. Альберт воспользовался своим талантом сиятельного, и у доктора не было ни единого шанса ему противостоять.
– Это… это порча, – против своей воли, промямлил Ларсен.
– Какого дьявола?! – рыкнул Альберт.
Я не выдержал и потребовал:
– В коридор! Немедленно!
Поэт посмотрел сначала на меня, потом на Софи и указал доктору на дверь.
– Продолжим в гостиной.
Они вышли, а я ботинком задвинул под кровать осколки стекла и потрогал лоб Софи. Тот оказался сухим и горячим. Пришлось смочить в тазике компресс и уложить его на голову кузине.
Простыня на ее груди продолжала размеренно вздыматься и опадать, в бледное лицо понемногу стал возвращаться румянец. Пусть болезненный и лихорадочный, но все же румянец. Это позволяло надеяться на то, что введенной дозы окажется достаточно, но, когда минут через десять в спальню
