это не себе, а тем самым сиротам, которым замок отдали? А сироты-то что же такие тихие? Или спят еще?
Мефодий из кухни уходить не собирался, пристроился за спиной хозяйки, скрестил на груди длинные руки. На Кузьму он смотрел неласково, наверное, чуял в нем помеху своим темным делишкам. Вот и правильно чуял, помеха Кузьма и есть, еще какая помеха.
– …Нам повариха нужна, а не помощник, – донесся до него сердитый голос директрисы. – На кой нам помощник, когда для этих целей у меня Мефодий имеется?
– Так мое дело маленькое. – Кузьма пожал плечами. – Мне велено явиться на остров, детский дом от волков и прочих лиходеев охранять. Вот я и здесь. А готовить умею, не сомневайтесь. Как попробуете мою похлебку из зайчатинки, пальчики оближете! А по мелочи мне Галка поможет, она девка расторопная.
– Я бы даже сказала, слишком расторопная, – поморщилась директриса, а у Мефодия нервно дернулся кадык. По всему видать, что-то там между ним и девчонкой приключилось. Или едва не приключилось, да Кузьма помешал… – Что ты еще умеешь? – Директриса зевнула, укуталась поплотнее в пуховую шаль. – Какой с тебя еще толк?
– Что умею? – Он задумался. Не станешь же признаваться во всех своих талантах. Да и не поверят! – Много чего умею. По столярному делу могу, по кузнечному кое-что. Сапоги починю, если потребуется, дрова поколю, воды натаскаю. За этими вашими присмотрю, если что…
– За какими этими? – подозрительно сощурился Мефодий.
– За сиротами. Не могу сказать, что я детей шибко люблю, но управляться с ними умею.
– Свои дети у тебя имеются? – спросила директриса. – Или внуки? Вообще, кто у тебя из родни есть?
Интересные вопросы задает. С чего бы?..
– Никого нет. – Кузьма снова пожал плечами. – Один я, как перст.
– Как перст, значит? – А она повеселела, словно придумала что-то там для себя. – И охотник, говоришь, хороший?
– Грех жаловаться, хозяйка. – Хозяйкой Кузьма назвал ее по примеру Мефодия. Ей понравилось, а вот помощничка аж перекосило. – Вы не смотрите, что я старый, глаз у меня острый и рука крепкая. Если нужно будет какого волка подстрелить, так я запросто.
– Хорошо. – Она кивнула, снова поежилась. – Быстро, смотрю, в горкоме дела решаются. Детский дом открыться не успел, а уже столько помощников. Сначала Галина, теперь ты. А не боишься? – спросила она вдруг.
– Чего мне бояться? – притворно удивился Кузьма.
– Да хотя бы того, что с Матреной, кухаркой моей, случилось. Ведь до сих пор никто так и не понял, кто с ней такое сотворил.
– Не боюсь, хозяйка, – сказал Кузьма и не покривил душой. После стольких лет общения с албасты бояться он вообще разучился. Смерти так точно не боялся. – Как говорится, двум смертям не бывать, а одной не миновать.
– Вот и хорошо, что не боишься. – Директриса улыбнулась какой-то особенной, многозначительной улыбкой. – Жить будешь на втором этаже, комнату себе можешь выбрать сам. Белья постельного у нас острая нехватка. Надеюсь, ты не в обиде?
– Не в обиде. Я ко всему привычный. Мне что без белья спать, что вообще на полу – все едино.
– Тогда к работе можешь приступать прямо сейчас. – Она встала, бросила многозначительный взгляд на Мефодия. – Начни с дров, которые вчера привезли. Поколешь да в поленницу сложишь. Лошади сена задай. Снег снаружи расчисти.
А вот согреться и перекусить с дороги ему никто не предложил. Не слыхали в этом доме о гостеприимстве.
– Что с довольствием? – спросил Кузьма, обращаясь уже не к директрисе, а к Мефодию.
– А на довольствие мы тебя поставим, когда документы соответствующие покажешь, – мстительно улыбнулся тот.
Значит, придется все самому. Ну ничего, ему не впервой.
– Благодарствую. – Кузьма тоже улыбнулся. Улыбаться он умел по-разному, у иных от его улыбки и глаз дергаться начинал. Но Мефодий оказался крепким орешком. А еще он вооружен. Кузьма успел разглядеть под душегрейкой ножны, а на пальцах Мефодия следы от оружейной смазки. Вот такой при детдоме помощничек – и швец, и жнец, и на дуде игрец… – Поднимусь наверх, устроюсь, а как окончательно рассветет, примусь за дрова.
Ответа он не дождался, да не особо и ждал. Обвел быстрым взглядом кухню, заприметил пятнышко крови у самой стены и три едва различимые царапины на половице. Вот где убили повариху. А зверь убил или какая иная тварь, это уже не его ума дело.
В замке было темно и холодно. Худшего места для детского дома и придумать нельзя, но кто-то ведь придумал, поселил сирот посеред озера в этом каменном склепе. Нарождающийся рассвет уже заглядывал в грязные окна второго этажа, разгонял по углам ночные тени. Здесь, на втором этаже, Кузьма тоже почуял кровь. Именно почуял, имелась у него такая особенность, выработалась с годами. Эта кровь была звериная, и как ни пытался кто-то оттереть ее с пола, а запах все равно остался. Подумалось, что дом этот особенный, что питается он не только чужими страхами, но и кровью. Сколько уже кровавых жертв ему принесено, а все не угомонится! Или не дом виноват, а тот, о ком даже албасты говорить не хочет? Тот, о ком в Чернокаменске за последние годы почти забыли, кого превратили в страшную сказку на ночь? Как бы то ни было, а детям здесь не место. Высосет дом из них все соки, переварит и выплюнет белые косточки. Если раньше до детей не доберутся волки… Что ж их тянет-то так в Чернокаменск? На дорогах волчьи кордоны, остров в оцеплении. Не к добру…
