— Меня зовут Джексон, — представился я.
Мы с Адамом сели за стол, и он пододвинул ко мне мой дневник:
— Запиши, что ты помнишь.
— Какое время показывал секундомер? — поинтересовался я.
— Чуть больше двух часов.
— А твои часы?
— Четыре минуты, — ответил он.
Хотя в будущем мы с Адамом неоднократно проверяли это, мне по-прежнему казалось странным, что за время моего долгого, как мне казалось, прыжка в прошлое, в настоящем проходило всего несколько минут или, что бывало чаще, несколько секунд.
— Что со мной происходило?
— То же самое, что и раньше, судя по вашим записям со мной… с тем другим парнем. Ты ни на что не реагировал. — Адам снова постучал пальцем по странице. — Пиши.
Казалось, моя память сохранила лишь беспорядочные отрывки, но как только я начал записывать, а Адам задавать вопросы, мне удалось вспомнить большую часть событий.
— Ух ты, похоже, ты не промахнулся с датой! Итак, теперь мы знаем, что он точно агент, — сказал Адам.
Миссис Силверман поставила перед каждым из нас по огромной тарелке с блинчиками и спросила:
— Кто агент, дорогой?
Адам пожал плечами:
— Один герой из телешоу.
Она улыбнулась сыну:
— Будете апельсиновый сок?
— Конечно, — ответил он.
— Нет, спасибо, — поблагодарил я.
— Итак, значит, ты похож на кого-то… или он хотел сказать, что ты похож на себя в детстве? Я не удивлюсь, если он именно это имел в виду.
— Он спросил: «Ты разве не видишь сходства?», а потом что-то о том, что я похож на других… или, может быть, «на другого»… то есть на другого меня, — объяснил я.
Тошнота после рискованного приключения прошлой ночью так и не прошла, поэтому я отодвинул тарелку, но Адам вернул ее на место:
— Ешь!
Я только попробовал и тут же побежал в туалет, где меня вырвало. Когда я чистил зубы, Адам объяснял матери:
— Судя по всему, несвежие суши.
— У меня есть «Маалокс», — прокричала мама Адама, подойдя к туалету.
Я вышел и увидел Адама, который стоял рядом с дверью и держал в руке бутылочку с лекарством. Я глотнул прямо из горлышка, и мы вернулись в спальню, где я тут же упал на кровать. Адам закрыл за собой дверь. В руках он держал тарелку с блинчиками.
— Перемещение во времени изматывает тебя. Судя по записям в дневнике и тому, что я сейчас вижу, в этом можно не сомневаться.
— Ты уверен, что это не психосоматика? Может быть, так проявляется мое чувство вины? Я чувствовал себя абсолютно нормально, пока Холли не застрелили. — Дрожа, я натянул одеяло и свернулся в клубок.
— Похоже, кое-кто изучал психологию, — заметил Адам и сел на стол, продолжая жевать. — Мне кажется, это все относительно. До того как ты отправился в две тысячи седьмой год, ты не прыгал дальше, чем на два дня. Мы вывели формулу зависимости времени, которое ты проводишь в прошлом, от дальности прыжка. Но ты это прекрасно знаешь, потому что все формулы записаны в твоем дневнике.
Я кивнул:
— Но почему в этом году тошнота не мучит меня постоянно? Ведь формально я нахожусь в своем прошлом.
Он пожал плечами:
— Думаю, потому что для тебя здесь и сейчас — это основная база. Любой другой год — это время, в котором ты не должен находиться, поэтому ты будешь плохо себя чувствовать всякий раз, когда окажешься за пределами базы. И чем дольше ты там находишься, тем тяжелее симптомы. Как будто ты раздваиваешься, и, возможно, пока это предел твоих возможностей.
— Думаю, это вполне разумное объяснение. Я только не могу взять в толк, почему?
— По-моему, мы можем с уверенностью сказать, что не поняли еще и малой части того безобразия, которое с тобой происходит.
— Согласен. Но… Мне и в самом деле надо позвонить отцу. Я мог бы поинтересоваться, действительно ли он агент правительства. Сказать, что подслушал разговор, или придумать еще что-нибудь в этом роде. Ведь он вряд ли из плохих парней, как считаешь?
