— Это вообще не ваше дело! Я отработал практику. Подпишите, пожалуйста, отчёт и характеристику, и всего доброго. Чтоб меня ещё когда-нибудь в жизни занесло в этот… СО-хоспис…
Он старается казаться циничным и злым.
Он чуть не плачет.
Алла Сергеевна ставит подряд несколько размашистых подписей, прячет бумаги в файл и сдвигает на край стола.
Толстый слой краски уже отстаёт от холста, загибается по краям. Господи помилуй, Господи помилуй… Правда, осыпается только проклятая золотянка, медицинские пока держатся, и то слава Богу. А что нарисовано, уже и не разобрать. Хотя Ильинична, конечно, помнит… тьфу.
Юля сидит в кресле, протянув бестелесные ручки-ножки. Смотрит вперёд, куда-то очень далеко, сквозь холст и стену. А на полу возле кресла стоит палитра, и девочка, не глядя, размешивает какие-то краски самой большой кистью.
— Юлечка…
Не отвечает. Не поворачивает головы.
С холста беззвучно падают несколько лепестков. Ильинишна торопится замести. Юля, кажется, не видит.
Внезапно она встаёт, резко, порывисто, пошатываясь на тоненьких ножках. Подходит к холсту и короткими злыми мазками закрашивает золотое.
Чёрным.
— Где она?!!
Алла Сергеевна устало оборачивается:
— А, это вы… В реанимации. Туда нельзя.
— Мне?! Вы что, я же врач!
— Насколько я помню, вы у нас больше не работаете, Ярослав.
Он тяжело дышит. Его футболка мокрая насквозь, а на голове почему-то блейзер, насаженный на самые уши. Зачем он приехал, прибежал?., ведь уже ничего не изменишь, да и не нужно менять. В конце концов, все люди когда-нибудь умирают. Жизнь — не такая уж большая ценность. Алле Сергеевне последнее время почти всё равно.
— Покажите… её картину.
— Это невозможно. Краски осыпались. Все.
— Чёрная?!
— Что?
Ярослав медленно стягивает бейсболку. Алла Сергеевна машинально отмечает, как он изменился, но не сразу осознаёт, в чём дело. Другая прическа?
— Постригся, — говорит он. — Дико смотрелись эти корни… Посмотрел в зеркало — и вдруг понял. Можно мне к ней?!.. пожалуйста.
Она кивает, и в следующее мгновение его уже нет.
Наверное, для него это важно.
Александр Смирнов
В КЛЕТКЕ
Рис. Виктора Дунько
Гудок. Пауза. Снова гудок.
Я открыл глаза. В темноте комнаты растворялись очертания предметов. Пять утра.
Очередной гудок пронзил сознание. И кому я понадобился в такую рань? «Всё! Меня нет, я сплю», — решил я и закрыл глаза. Гудки продолжались.
Пролежав так минуты две, я не выдержал и сжал челюсти, надавливая на искусственный зуб, в который был вмонтирован телефон. Тут же в сознание ворвался раздражённый голос шефа:
— Белов! Почему опять виз-сеть не работает? Через полчаса чтоб был на рабочем месте, иначе можешь считать себя уволенным!
Не желая слышать никаких возражений, шеф отключился.
С трудом заставив себя встать, я медленно побрёл в ванную в тягостном предвкушении очередного муторного дня.
Две недели хронического недосыпания сказывались: то, что смотрело на меня из зеркала над умывальником, лишь отдалённо напоминало
