Смотрелась в купленном Акселем наряде Эльза не так импозантно, как в старом. И действительно напоминала упомянутого беспризорника. Грузовой вокзал, давно уже превратившийся в небольшой район на окраине Пенгверна, куда свозились уголь, металл и продукция заводов, чтобы затем отправиться за пределы Пенгверна либо по железной дороге, либо иным способом, всегда привлекал сирот, детей пьяниц и прочую неблагополучную молодежь. По крайней мере, тех из них, кто хотел изменить свое социальное положение, ибо Грузовой предоставлял для этого достаточно возможностей. Там всегда можно было либо обзавестись постоянным, хоть и тяжелым, заработком или же вступить в одну из банд, добывающих средства на пропитание неправедным путем.
– А почему ты думаешь, я тебя так приодел? Да, в грузовых кварталах такая одежда может претендовать на звание униформы. Но ведь не просто так – она действительно отвечает своим задачам. В этом тебе будет тепло, не слишком сыро и удобно. Парусина достаточно крепкая, чтобы можно было безбоязненно лазать по всяким неудобным местам. Отличный костюм, в общем. К тому же красоваться тебе там будет не перед кем, да и для жителей свалки это чуть ли не последний писк моды. Можешь не переживать, в общем.
Сам Аксель ничего изобретать не стал и оделся в стандартную охотничью одежду, которая мало отличалась от того, что он предложил сестре. Разве что куртка была не парусиновая, а короткая, из дубленой кожи. Хорошая защита, но слишком тяжелая и сковывающая движения для девушки, особенно в комплекте со сбруей, удерживающей два метателя с запасными магазинами.
– Почему-то на тебе это так нелепо не смотрится, – обиженно проворчала сестра.
– Это ты меня раньше не видела, – отмахнулся Аксель.
В район Свалки ехать нужно было на дилижансе, и Эльза даже с некоторым облегчением взобралась вслед за братом на крышу. Ловить на себе взгляды «приличной» публики – тех, для кого экономия нескольких монет на билете первого класса не имеет значения, – не хотелось. Аксель исподтишка посмеивался над сестрой – его самого уже давно не волновало общественное мнение, переживать из-за того, что о нем подумает эта самая приличная публика, он перестал много лет назад. И вообще, ему как-то больше импонировали те, кто ездит на крыше. С ними, по крайней мере, можно поболтать по дороге, не заботясь о слишком скрупулезном соблюдении приличий.
– Давай, парень, усаживайся сюда, – похлопал по доскам рядом с собой усатый трубочист, явно обрадовавшийся, что поедет не один. – Здесь не дует. И ученице твоей место найдется. Давно охотишься?
– Семь лет, если с учебой считать. – Улыбнулся Аксель. – Самостоятельно – всего четыре.
– Немало, для вас-то, охотников. Уже, считай, ветеран.
Аксель кивнул и поторопил сестру, с трудом затащившую багаж:
– Сумки складывай вон в тот ящик.
– Мог бы и помочь сестре, – проворчала девушка, но послушно шагнула к коробу.
– Эка, да девчонка-то тебе сестра? – трубочист, как оказалось, обладал хорошим слухом. – Ох, не завидую я вашим родителям. – Он сокрушенно покачал головой. – Не повезло.
– Не все охотники умирают молодыми, – пожал плечами Аксель, глядя, как Эльза неуклюже устраивается рядом.
– Так-то оно так, да только все время ждать награду – оно ведь тоже не сахар. Брат у меня старший охотником был, так что я знаю. Родители почтальонов ненавидели. Телеграфа-то тогда не было. И письма брату велели писать до востребования, если надолго куда уезжает. Да только все равно дождались.
Охотников очень редко награждали. Да, это опасная и нужная работа, но если бы за проявленную храбрость или за убийство одержимых давали медали, каждому охотнику со временем пришлось бы заводить отдельный сундук для наград. К тому же охотники официально не состоят на государственной службе. Охотник – не солдат, которому приходится рисковать по долгу службы, поэтому лучшая для него награда – это гонорар за своевременно выполненный заказ. Но одну награду охотники все же получали – те из них, кто погибал во время работы. Хрустальная слеза. Одна награда для всех, кто погиб, защищая сограждан. Ее выдавали солдатам, полицейским, пожарным, простым гражданам… Но в народе награду эту считали «охотничьей» – и не только потому, что ее чаще всего получали именно охотники. Точнее, их семьи. Хотя за века существования Хрустальной слезы было несколько случаев, когда награду выдавали по ошибке и оказывалось, что разумный остался в живых; в среде охотников и их родственников выражение «получить награду» было синонимом гибели. А появилась эта награда еще на заре существования охотников как организации. Тогда к ним относились не в пример лучше, чем в современности. По легенде первому охотнику благодарные жители установили над могилой памятник – печальную деву. Слезы у статуи были сделаны из хрусталя; именно эти слезы впоследствии получали те, кто погиб, защищая жителей. Конечно, не те самые, что лежали на щеках у высеченной из мрамора девушки, но традиция пошла именно оттуда.
Трубочист шмыгнул носом и утер глаза. Завозившись, он достал из внутреннего кармана фляжку и предложил:
– Давай, парень, выпьем за брата моего, пусть ему легко будет в посмертии. Клаус Франнсен его звали, и слезу он получил в двадцать семь лет… А меня, значит, Тонбас Франнсен зовут.
– Аксель Лундквист, а сестру – Эльза, – представился охотник. – Пусть твой брат не знает боли и страха в посмертии. – И, приняв фляжку, сделал глоток.
