ускользнула в сад навестить свои любимые деревья-канделябры — без листьев они напоминали скелеты с согнутыми в локтях руками.
Было холодно. Я прошла мимо деревьев-канделябров и стала ходить туда и обратно по вязовой аллее, чтобы согреться. Я даже нацепила маску — у меня замерз нос. Но я все равно ждала, когда приедет хотя бы несколько гостей, а до той поры мне совершенно не хотелось заходить внутрь.
Пальцы у меня совсем ничего не чувствовали, и я решила, что можно все-таки войти. Ко мне тут же ринулась Хетти, встряхивая новыми фальшивыми локонами.
— Элла! Я томилась в разлуке с тобой!
Она рвалась обнять меня — и уж наверняка шепнуть мне на ухо какой-нибудь приказ.
Я сделала шаг назад.
— Хетти, если ты сегодня скажешь мне еще хоть слово, — прошипела я, — я сдерну с тебя парик и брошу гостям!
— Но…
— Ни слова!
Я сняла плащ, прошла к камину и сидела там, слушая, как нарастает за спиной гул голосов.
В зале не было ничего такого, ради чего стоило оборачиваться. Смотреть в пламя было гораздо интереснее, чем слушать разговоры. Я все не могла понять, почему воздух перед камином мерцает и переливается.
— Ты что, не хочешь пойти на церемонию? — Оливия тронула меня за плечо. — Можно, я тут с тобой посижу?
В зале было тихо.
— А ты разве не хочешь поглядеть, как твоя мама выходит замуж;?
Я-то как раз хотела видеть этот ужас своими глазами.
— Да ну. Я лучше побуду с тобой.
— Я иду.
Она побежала за мной, и мы тихонько сели в последний ряд. Отец с мамочкой Ольгой стояли лицом к нише, где высился верховный советник Томас, который уже начал обряд.
Слова были все знакомые — выступление Томаса состояло примерно из тех же фраз, что и речь над гробом матери. Наверное, слушатели при желании могли бы вторить ему хором. Кое-кто покашливал. Пожилая дама впереди меня мирно уснула, да и Оливия тоже скоро задремала. Мужчина, сидевший за несколько человек от нас, достал ножик и стал чистить ногти.
Только одна гостья ловила каждое слово, подавшись вперед всем телом, кивая каждой банальности и с улыбкой промокая глаза платочком. До меня донесся аромат сирени. Люсинда!
Нельзя попадаться ей на глаза! Я же дочь жениха и не смогу притвориться, будто не говорю по-киррийски. Если Люсинда узнает, что я ее провела, то будет вне себя от ярости. Я натянула маску.
Когда церемония закончится, все бросятся поздравлять молодых, вот я и улизну. Я не спускала глаз с Люсинды, готовая пригнуться, если она посмотрит в мою сторону.
Стоило сэру Томасу умолкнуть, как Люсинда грациозно вспорхнула с кресла.
— Друзья мои, я в жизни не видела столь трогательной церемонии! — звонко пропела она, направляясь к моему отцу и мамочке Ольге.
Сэр Томас просиял.
— Но дело не в занудной велеречивости этого господина…
Послышался сдавленный смешок.
— … А в любви, соединившей этих двух уже немолодых людей…
— Мадам! — возмутилась мамочка Ольга.
Люсинда ее не слышала.
— Меня зовут Люсинда, я фея и сейчас преподнесу вам чудеснейший дар!
Мамочка Ольга мигом перестала возмущаться и пришла в восторг.
— Волшебный дар! При всех! О, мой сладкий сэр Питер, какая прелесть!
Тут бы мне и унести ноги, но я застыла на месте.
— Большая честь для нас, — поклонился отец.
— Это самый очаровательный дар. Никто не скажет, что он глупый или опасный. — Люсинда надменно вздернула подбородок. — Мой дар — вечная любовь. Вы будете любить друг друга до самой смерти.
