— Она тебе мала! — выпалила Оливия.
— Примерьте, — преспокойно предложил Чар.
— Я ее потеряла, поскольку она мне велика и постоянно падала! — Хетти уселась и стянула свою туфлю. По приемной разлился знакомый сочный запах ее ног.
Туфелька не налезала ей даже на пальцы.
— Я младше Хетти! — завопила Оливия. — Значит, и ноги у меня меньше! Наверное.
Куда там — больше.
Настала моя очередь. Чар опустился передо мной на колени с туфелькой в руках. Я выпростала ногу из-под юбки, и он надел мне туфельку. Туфелька, естественно, оказалась впору. Что мне делать?!
Его лицо было совсем близко. Судя по всему, он видел, как мне страшно.
— Не хочешь быть Эллой, не будь, — прошептал он.
Мой добрый, мой хороший…
— Я не… — начала я. Однако слезы потекли сами собой.
Лицо у Чара осветилось надеждой.
— То письмо было подделкой. Какой-то уловкой. — Он свирепо покосился на Хетти, потом испытующе поглядел на меня. — Ты меня любишь? — по- прежнему шепотом спросил он. — А ну, говори.
Приказ.
— Да.
Я плакала и улыбалась одновременно. Как мне теперь убедить его бросить меня, скажите на милость?!
Чар возликовал.
— Тогда выходи за меня замуж! — закричал он на весь дом.
Опять приказ. Я кивнула, не переставая рыдать. Но рука сама собой нащупала его руку.
— Элла, не выходи за него! — скомандовала Хетти, раз и навсегда выдав меня.
Я отдернула руку.
— Не могу… — проговорила я.
Может, Хетти нас все-таки спасет?
— Глупости, Хетти! — вмешалась мамочка Ольга. — Разве ты не хочешь быть сводной сестрой королевы и получать от нее все, что попросишь? — Она сладко улыбнулась мне. — Его высочество по доброте своей желает жениться на тебе, моя обожаемая малютка Элла.
Начинается. Из-за проклятия мамочка Ольга и Хетти пролезут в высшее общество, о чем давно мечтали, а Оливия сказочно разбогатеет.
А Чар смотрел на меня, лучась таким счастьем, — а я так его любила. Это я осчастливила его, это я его погублю — ведь мне прикажут выдать тайны его врагам, написать письмо своим почерком, подать секретный сигнал, подсыпать яду ему в бокал, вонзить кинжал ему в сердце, столкнуть его с башни…
— Элла, выходи за меня замуж;, — снова попросил он — но уже шепотом. — Ты согласна?
На это можно было ответить и «да», и «нет». Это не был приказ особы королевской крови. Чар вообще не хотел мне сейчас ничего приказывать.
Но я все равно обязана была подчиниться — ведь я мечтала об этом, и не хотела причинять ему боль, и страстно желала стать его женой. Да, я погублю свою любовь и свою страну. Им грозит страшная опасность, и никто не может их спасти. Мы все обречены, все прокляты…
Чар — мое сокровище, его нельзя огорчать, нельзя терять, нельзя предать, нельзя выйти за него, нельзя убить, нельзя ему подчиняться…
Во мне бурлили слова, рвались с языка, скользили с губ. Да, я выйду за тебя. Да, я люблю тебя. Да, да, да!
Я сглотнула, стараясь загнать их обратно, но они рвали мне горло. Я придушенно пискнула — нет, это были не слова, нет, я ни на что не согласилась.
Чар взял меня за плечо. Наверное, я ужасно его напугала, но я не видела его лица — взгляд мой был направлен внутрь, на поле смертельной битвы. Я услышала голос Люсинды: «Мой дар — послушание. Элла будет всех слушаться». Видела, как Мэнди заставляет меня есть торт на день рождения. Видела, как щерится на меня СЕЕф, слышала его слова: «Его и уговаривать не придется. Оно само себя поджарит, если мы ему велим». Видела, как Оливия считает мои гроши, как нависает надо мной мамочка Ольга, а я оттираю плитки щелоком, видела, как нацепляет Хетти мамино ожерелье.
Я ела торт, пила бодрящее снадобье, подарила ожерелье, попала в рабство к мачехе, позволила Оливии обобрать себя до нитки. Они получили от меня все, что хотели, но Чара я им не отдам. Ни за что. Никогда.
Будь послушной. Выйди за него. Скажи «да». Скажи «да». Скажи «да».
Слезы стали едкими, они жгли щеки. Во рту стоял мерзкий вкус — приторный, кислый, солоноватый из-за крови: я прикусила язык.
Губы сами собой приоткрылись. Послушание победило. Сейчас я скажу, что согласна.
