Глава двадцать первая
Порой я использовала подзорную трубу, чтобы поглядеть на Риса в чародейской цитадели. В первый раз я увидела больше сотни чародеев в просторном круглом помещении без потолка. Стояла ночь, но звезды сияли необычайно ярко и освещали поднятые к ним лица.
Одни лица были смуглые, другие светлые, одни мужские, другие женские. Их окаймляли темные волнистые волосы и белые воротнички поверх темно- синих мантий. Все чародеи держали руки по бокам, ладонями вперед. Все двигали губами так, словно пели или говорили нараспев.
Казалось, мне ни за что не отыскать Риса в такой толпе, но тут мелькнуло красное пятнышко. Вон он, с розовым бутоном, выглядывающим из-под воротничка.
Один раз я видела, как он плыл по саду с другим чародеем, и гадала, не Орне ли это читает ему лекцию об опасностях брака.
В другой раз мне довелось наблюдать, как Рис нагнулся над чашей с водой. Он подул на нее, и она затуманилась. Подул снова, и вода опять сделалась прозрачной. Он опустил в нее палец, помешал разок, и в чаше появилась толстая оранжевая рыба. Он снова помешал, и рыба начала лавировать в гуще зеленых водорослей.
Когда мне становилось особенно грустно и страшно, я откладывала подзорную трубу и искала утешения в чтении «Друальта». Светильники, в которых никогда не кончалось масло, давали достаточно света для чтения. Слова поэмы, казалось, имели здесь большую силу, чем в моей спальне дома, поскольку Друальт тоже побывал в плену.
Это случилось, когда он еще мальчиком посетил двор злого короля Элдреда в королевстве Тиор. Элдреду не удалось убить Друальта обманом, и тогда король бросил его в подземелье глубоко под Тиорским замком.
Мне не хватало пока храбрости засмеяться, но я улыбнулась. И, словно почувствовав мое удовольствие, Воллис заворчала во сне. Моя улыбка померкла от страха, но тут…
На плечо мне легла чья-то рука, большая рука, передавшая мне ободрение и огромный запас мужества. Я резко обернулась, но никого не увидела, только свет светильников весело плясал на каменных стенах.
Воздух в пещере содрогнулся, словно в приступе смеха. Не колокольного смеха Воллис, а настоящего человеческого смеха, желанного, как солнечный свет после многих недель дождя… желанного, как возвращение домой после вечности, проведенной среди опасностей.
Затем рука пропала, и смех кончился. Свет мерцал на каменных стенах. Он не плясал. Кто принес мне это мгновение поддержки – Рис или какой-то иной счастливый дух? Я надеялась, что это Рис. Но кто бы это ни был, я утешилась.
Воллис проспала три из оставшихся Мэрил одиннадцати дней. В голове у меня мутилось от нетерпения, но я по-прежнему боялась разбудить дракона.
Когда драконица наконец проснулась, я спала, раскинувшись на своей куче подушек. Она разбудила меня, дохнув в мою сторону дымом, вонючим и злобно-горячим. Я села и замахала руками, разгоняя дым. Глаза немедленно заслезились, в горле запершило, и ужас вернулся.
– Что-то изменилось. Ты что-то делала, пока я спала. Что?
Это она про сапоги?
– Н-ничего. – Я закашлялась. – Платье вот нашла и…
– Не платье. Что-то еще. – Она понюхала воздух и обшарила пещеру глазами. – Хм…
Она вперевалку проковыляла к шкафу, за которым были спрятаны сапоги, и распахнула его. Порылась в платьях внутри. Затем выпрямилась и закрыла дверцы.
– Малышка… – Она направилась ко мне.
Я встала и попятилась.
Ее голос зазвучал ласковее.
– Не будем ссориться. Я все равно узнаю. Тебе не надо сознаваться. Может, мне даже понравится, если твой поступок окажется умным.
Она не сумела обнаружить сапоги! Что же делать?
– Так я узнаю о тебе побольше, а именно этого мне хочется больше всего. – Воллис остановилась и уселась совсем недалеко от меня. – Теперь расскажи мне, как ты оказалась на склоне холма со стаей дохлых грифонов. Говори, а не то рассержусь.
Я облизнула губы, раскрыла их, вытолкнула воздух… но не издала ни звука.
Между зубов у нее заклубилось пламя, хвост щелкнул. Еще секунда, и она поджарит меня.
– Ты меня пугаешь. – Меня хватило только на хриплый шепот. – Если… – Я сглотнула. – Если… если хочешь услышать рассказ, – мой голос обрел силу, –
