Кто-то в толпе заплакал.
– Элиза, останься! – крикнул мужской голос.
– Вы идете на свою погибель! – сказал Дунстан нашим шестерым проводникам.
– А вы остаетесь на свою погибель! – ответил Гэвин.
Привратник открыл ворота, и мы покинули деревню. Наступала ночь. Гэвин шел между мной и Мэрил. Рис – с другой стороны от меня. Остальные поспешали следом. Гэвин задал темп, быстрый, но не настолько, чтобы приходилось останавливаться и отдыхать.
– Сколько нам до долины? – спросила я его.
– По меньшей мере три часа, если нас не убьют по дороге.
Три часа! А Мэрил умрет на заре.
– Ты станешь героем, Гэвин, – сказала она, – и нас всех ждет великое приключение.
Кашель ее уменьшился. Видимо, мойли помогла.
– Огров на этой тропе нет, – сказала Элиза, – но могут напасть грифоны. Они хорошо видят в темноте.
Я взглянула вверх, но разглядела лишь звезды. Мы шли вперед. Я попросила Гэвина и Элизу описать водопад.
– Он очень высокий, ваше высочество, – ответил юноша, – и вершины, с которых спускается вода, теряются в тумане.
Элиза добавила:
– Из него не вытекает ни единого ручья. Вода исчезает, как только касается дна долины.
И опять Воллис сказала правду.
– Трава под водопадом, – продолжала Элиза, – где вода ударяется о землю и исчезает, самая зеленая в Эскернах. Хорошенько вооружившись, мы даже пасем там овец. Они растут едва ли не на глазах, когда пасутся в долине.
– Вы когда-нибудь пили из водопада? – спросил Рис.
– Пью, – ответил Гэвин, – когда привожу овец. Мы все пьем.
Они пьют воду, и никто из них не заболевает «серой смертью».
Мэрил начала расспрашивать Гэвина о столкновениях с чудовищами. Тот отвечал, и другие селяне присоединились к беседе. Рис коснулся моей руки, и мы приотстали, заняв место в арьергарде.
– Я должен кое-что тебе сказать… – Он колебался. – Хотя тебе, возможно, это не понравится. – Он умолк. – Это касается нас. Тебя… – он помедлил, – и меня.
Он догадался о моей любви. И чувствовал себя обязанным развеять морок.
– Не надо ничего говорить, – шепнула я.
– Нет, надо. – Голос его звучал странно, словно простуженный, хотя чародеи не простывают. – Как я уже говорил, Орне прекрасный учитель.
Это Орне его надоумил.
– И очень убедительный. – Рис снова умолк, а затем продолжил: – Но я не всегда с ним согласен. По вопросу брака, с людьми во всяком случае…
Брака?
– Думаю, он ошибается, особенно насчет меня. Ох, Эдди, мы можем оба погибнуть сегодня…
Должно быть, Эскернские горы заколдованы, подумалось мне. Они заставляют меня слышать то, чего нет. Но я улыбалась.
Он остановился и взял меня за руку.
– Если мы умрем или я умру…
Он говорил о смерти, а я не могла перестать улыбаться.
В темноте он, должно быть, не заметил этого, потому что торопливо произнес:
– Я должен сказать тебе, что люблю тебя и если уцелею, то намерен просить твоей руки. Не надо ничего говорить сейчас, если тебя это нервирует, но я предпочел бы умереть, не зная, что ты не любишь меня, если таковы твои чувства.
Я открыла рот, но опять не смогла издать ни звука. За время странствий я набралась храбрости, но не для этого.
– Эдди?
– Но я люблю тебя, – прошептала я беззвучно.
Однако он услышал. Он взял меня за подбородок, и мне пришлось взглянуть ему в глаза. Он тоже улыбался, такой же счастливой улыбкой, как и я.
– Эдди! – Он наклонился поцеловать меня.
Но тут нас окликнула Мэрил.
– Эдди! Где ты? Рис? – Голос ее звучал испуганно.
– Уже идем.
