Когда мужчина заговорил вновь, его голос стал ласковым, а рот растянулся в улыбке, более широкой, чем следует.
– Как он зовет тебя? – спросил он. – Или, точнее, как он
Алиганза улыбнулся воспоминаниям:
– Он звал меня Барнаблом. Барнаблом сорок третьим.
– И почему же?
– Потому что… я ему нравился, – несмотря на происходящее, Алиганза приосанился от гордости. – Он звал так всех детей, которые ему нравились, всех своих любимцев… – его голос затих.
Белолицый покачал головой:
– Нет. Он звал тебя Барнаблом не потому, что любил тебя. Он звал тебя Барнаблом, потому что
Как насекомое. Мимолетное мгновение. Он уже про тебя забыл. Он стар, равнодушен, и его ничто не волнует. Ничто, кроме собственной гордости, собственной славы.
– Нет, – пробормотал Алиганза, – ты его не знаешь. Он хороший человек. Великий. Он добрый и…
– Как его зовут? – спросил белолицый.
– Что?
– Его имя. Назови его.
– Ну… он – Доктор.
Белолицый усмехнулся:
– Это не имя, а титул. Звание. Видишь? Ему настолько плевать на всех вас, что он даже не сказал вам свое имя. И именно поэтому вы в опасности, не так ли? Потому что он слишком важен, слишком грандиозен, чтобы сказать вам свое имя. Сколько в этом гордыни, сколько высокомерия.
Алиганза покачал головой:
– Нет. Все не так…
– И как же тогда?
Но Алиганза не знал, что сказать. Голос мужчины, его ледяные слова окутывали мысли, как туман окутывал надгробия на погосте.
Да и разве не было в них смысла? Разве не открывали они его разуму истину, которую, возможно, ему следовало признать? Которую им
– У меня для тебя кое-что есть, – сказал белолицый.
– Что?
– Подарок. Протяни руку.
Алиганза заколебался. Мужчина улыбнулся. Его рот был широким, красным и влажным.
– Я не причиню тебе вреда, – мягко произнес он. – Протяни руку.
Алиганза повиновался.
– Отец!
Мальчик спрыгнул с кровати, когда лежавший на ней мужчина вскочил, яростно взревев. На миг ребенок пришел в ужас – его отец, обычно очень добрый, был похож на чудовище.
Перикл Торп знал о чудовищах не понаслышке. Они постоянно появлялись в Рождестве. Они приходили убивать, уничтожать, и, хотя это было очень страшно, обычно все кончалось хорошо, потому что Доктор всегда их побеждал.
Однако Перикл знал, что даже Доктор не может спасти всех. Когда Перикл был совсем маленьким, в город вторглись кротоны. Они уничтожили зерновой склад, и несколько человек, которые прятались там, погибли.
Когда это произошло, Доктор был зол и расстроен. Он отправился к семьям погибших и просил прощения, словно был виноват, но никто не винил его. Все знали, что, если бы не он, погибло бы куда больше людей. Все знали, что, если бы не он, Рождество было бы уничтожено уже тысячу раз.
Люди говорили, что Доктору сотни лет. Сотни и сотни. Перикл не знал точно сколько, но знал, что Доктор уже старик и что он провел очень, очень много времени в Часовой Башне, охраняя странную трещину в стене. И знал, что люди Рождества беспокоятся. Беспокоятся о том, что случится, если Доктор…
– Что тебе нужно?
В какой-то миг голос отца совершенно не был похож на его настоящий голос. Он был холодным, колючим и ледяным. В потемках его глаза выглядели странно, они будто горели желтым светом.
Перикл машинально поднял фонарь, который держал в руке, и поднес его к лицу отца.
Тот вздрогнул и зарычал:
