События в Зимнем дворце близились к развязке.
Ветер врывался сквозь разбитые окна. В огромных помещениях было холодно. Мрачные солдаты бесцельно бродили мимо двуглавых орлов тронного зала. Захватчики ворвались в личные покои императора, теперь пустые. Они изуродовали картины, вспороли штыками чопорный спокойный портрет Николая II в полный рост, наблюдающий за ними со стены. Они изорвали картину будто звери с когтями, оставив длинные царапины, протянувшиеся от головы до сапог бывшего царя.
То тут, то там появлялись силуэты, неуверенные, кто из них на какой стороне был. На защите правительства остался некто лейтенант Синегуб, преданный долгу. Он несколько беспокойных часов патрулировал коридоры осажденного здания, ожидая нападения, впадая в какую-то степенную оторопь, крайнее, наркотическое измождение; воспоминания его похожи на отрывки из когда-то услышанной полузабытой истории: старичок в адмиральской форме неподвижно сидит в кресле; тусклая, пустая площадь; солдаты сидят на корточках под пристальными взглядами портретов в галерее.
Люди сражались на лестничных пролетах. Любой скрип половицы мог означать приближение революции. Вот по какому-то приказу пронесся мимо юнкер. С неестественным спокойствием он предупредил Синегуба, что мужчина, мимо которого он только что прошел – а он ведь и правда прошел мимо кого-то недавно, да – скорей всего враг. «Так, отлично! – ответил Синегуб. – Будьте внимательны! Я сейчас проверю». Он вернулся и задержал его – тот был, как увидел Синегуб, действительно из повстанцев, – дернул за пальто, будто ребенка на игровой площадке, вниз так, что тот не мог пошевелить руками.
Около двух ночи войска ВРК ворвались во дворец в неожиданном количестве. Взбешенный Коновалов позвонил Шрейдеру: «У нас всего небольшое количество юнкеров… Через несколько минут мы будем арестованы». Связь оборвалась.
Министры слышали приглушенные выстрелы, раздающиеся из коридоров. Их последняя линия обороны. Шаги. В кабинет вошел за приказами задыхающийся юнкер. «Сражаться до последней капли крови?» – спросил он.
«Никакого кровопролития! – прокричали ему. – Мы должны сдаться».
Они стали ждать. Странная неловкость. Как им предстать перед захватчиками? Точно не смущенно переступая с ноги на ногу, перекинув пальто через локоть, как ожидающие поезда дельцы.
Диктатор Кишкин принял ответственность. Он огласил два последних приказа своего правления.
«Отложите пальто, – сказал он. – Сядемте-ка за стол».
Они подчинились. И так их и нашли, – застывший слепок заседания кабинета министров, – когда в комнату ворвался Антонов с чудаковатой шляпой набекрень поверх его рыжих волос. За ним – солдаты, моряки, красногвардейцы.
«Временное правительство здесь, – сказал Коновалов с впечатляющим спокойствием, будто отвечая на стук в дверь, а не на восстание. – Что вам угодно?»
«Объявляю вам, всем вам, – ответил Антонов, – членам Временного правительства, что вы арестованы».
Еще до революции, целую жизнь назад по политическим меркам, один из присутствующих министров, Малянтович, укрывал Антонова у себя дома. Они посмотрели друг на друга, но не стали этого упоминать.
Красногвардейцы разъярились, поняв, что Керенского тут давно нет. Кому-то кровь ударила в голову, и он крикнул: «Приколоть их тут, и вся недолга!»
«Никакого насилия над ними учинить я не позволю», – ровно ответил Антонов.
На этом он вывел министров, а в кабинете остались грубые исчерканные наброски воззваний, зачеркивания, как мечты о диктатуре, извивались, переходя в фантастический узор. Зазвонил телефон.
Синегуб наблюдал за происходящим из коридора. Когда все закончилось, правительство ушло, а его долг оказался исполненным, он тихо развернулся и вышел наружу под вспышки прожекторов.
Мародеры рылись по бесконечным комнатам. Они не обращали внимания на предметы искусства, забирая одежду и безделушки. Затаптывали бумаги, валяющиеся на полу. На выходе революционные солдаты обыскивали их и конфисковали сувениры. «Этот дворец принадлежит народу, – упрекнул один большевистский лейтенант. – Принадлежит нам. Не крадите у народа».
Обломанная рукоять меча, восковая свечка. Воришки сдавали свою добычу. Одеяло, диванная подушка.
Антонов вывел бывших министров наружу, но там их встретила разъяренная и взбудораженная толпа. Он встал на защиту арестованных. «Не бейте их, – настоял он и другие опытные (и гордые) большевики. – Это
Но рокочущий гнев улиц нельзя успокоить так легко. Лишь благодаря удаче спустя несколько тревожных секунд неподалеку раздался грохот пулеметного огня, и люди разбежались по тревоге. Антонов использовал эту возможность и ринулся через мост, подталкивая и таща за собой задержанных в тюрьму Петропавловской крепости.
Никитин, министр внутренних дел, перед закрытием двери в свою камеру нашел в кармане телеграмму от Украинской рады.
«Я получил это вчера, – сказал он и передал ее Антонову. – Теперь это ваши проблемы».
В Смольном сообщил новости делегатам этот упорный скептик Каменев: «Получено сообщение, что главари контрреволюции, засевшие в
