длинных серых тогах были вышиты изображения свернувшихся в кольцо змей, браслеты в виде змей украшали руки и щиколотки ног. С изумлением Белит заметила, что она одета так же, как и стигийцы.
— Господин Рамвас почтил тебя великой милостью.— Гнусное дыхание старухи коснулось лица Белит.
Не сдержавшись, молодая женщина поморщилась,
— Ей не нравится,— прокомментировала ведьма, открыв в улыбке гнилые редкие зубы.— Придется тебе заняться ею всерьез. Нельзя позволить шемитской шлюхе морщить нос, когда с ней говорят хозяева.
— Где я? Что со мной случилось?
— Ты была больна,— ответил тот, кого старуха назвала Рамвасом.— Но я велел вылечить тебя. Таким, как ты, место в моем гареме, а не на ложе смерти.
Он был очень горд и высокомерен, этот стигийский пес, но он еще не знал, с кем его свела судьба. Белит слегка пошевелила ногой — боли не было, да и жар в груди тоже исчез. Тем лучше, здоровая, она быстро отучит наглеца даже помышлять о своем гареме!
— Вставай и иди за мной,— надменно бросил Рамвас.
Белит послушно слезла со стола и, опустив голову, пошла за хозяином. Вслед ей неслось довольное хихиканье ведьмы.
— Дэркето будет играть на этих струнах! Слышишь, шемитка! Ты принадлежишь ей!
У двери дома Рамваса ждали четыре стражника. Молча они встали по бокам Белит и, взяв ее под руки, куда-то повели. Рамвас шел впереди, и встречные прохожие расступались, кидая испуганные взгляды на серые тоги шемитки и стигийца Если бы Белит не пребывала в какой-то странной апатии, она бы обратила внимание на прекрасный город вокруг нее. Высокие здания, украшенные шпилями и башенками, огромные невиданные деревья, и всюду, где только можно, недобро посверкивали клыками мозаики, рисунки, статуи Сета.
Зачарованная Белит шла за Рамвасом, не понимая, куда и зачем она идет. Иногда в голове возникали безумные мысли — ударить стражника, бежать, но вновь накатывалась усталость, и женщина шла за маячившим впереди серым пятном.
— В повозку,— приказал хозяин.
Белит подсадили в странный возок. Сколоченный из грубых досок. В каждом углу торчало по высокой жерди, к каждой из них была прикована женщина. Одну из них — Лами — Белит хорошо знала, а две другие были ей незнакомы. Лязгнула цепь, и шея Белит оказалась в железном ошейнике, таком же, как на ее спутницах.
— Белит…— Лами плакала, размазывая слезы по осунувшемуся личику.
— Да, Лами,— медленно произнесла шемитка.
— Что они с тобой сделали? Ты на себя не похожа!
— Не знаю, ничего не помню. Я должна спать, Лами. Мне нужно уснуть.
Белит закрыла глаза. Негритянка с ужасом смотрела на постаревшее лицо дочери Бангулу. Глубокая складка легла между бровей, углы рта опустились, сеть морщин появилась вокруг глаз, руки и ноги похудели так, что кожа стала казаться дряблой и старческой. Белит не проснулась, когда повозка тронулась, не шелохнулась, когда надсмотрщиц принес пленницам пищу и воду, и только к вечеру она начала стонать и плакать во сне. Короткая цепь не позволяла ни Лами, ни двум другим девушкам приблизиться к Белит, они могли только смотреть на нее и негромко плакать. Дважды к их повозке подъезжал Рамвас, внимательно смотрел на спящую Белит и снова уезжал.
Вечером девушек расковали и позволили немного походить. Стражник несколько раз пытался разбудить Белит, но шемитка даже не шелохнулась, и он оставил ее спать дальше.
Пока пленницы грелись у костра, Рамвас подозвал к себе троих стражников.
— Можете брать любую.— Холеная рука показали на сбившихся в кучу девушек.— Но на белую даже смотреть не смейте!
Да, хозяин. Благодарим.
Когда Белит наконец очнулась, в повозке никого не было. На жерди были натянуты покрывала, так что дряхлая колымага превратилась в подобие домика на колесах. Память и разум вернулись к Белит вместе со страшными воспоминаниями.
Где же сейчас Кедрон? Что с ним? Как он там без нее? А потом сердце шемитки затопило страшное горе от сознания невосполнимой потери. Мать, отец, Алал ушли навсегда. Джихан потерян в этом чужом непонятном мире. Оставлен на произвол судьбы Кедрон. Прикусив губу, женщина застонала.
Будь проклят тот день, когда стигийский корабль вошел устье Субы! Будь проклят Рамвас и пришедшие с ним!
Холодной ночью в стигийской пустыне произнесла Белит слова древней клятвы мести. Единожды произнесенные, они становились законом, и для исполнения клятвы можно было принести в жертву все.
Осторожно, стараясь производить как можно меньше шума, Белит отодвинула край покрывала. Повозки стояли полукругом вокруг огня. Шемитка удивленно приподняла брови — их было не меньше двух десятков, а значит, восемь десятков пленников. Стражей она сначала не заметила: ее взгляд был прикован к женщине, отбивавшейся от нападавшего на нее мужчины. Наконец ему на помощь из темноты выбежал еще один стигиец, и вдвоем они преодолели отчаянное сопротивление женщины. Один из них держал ее руки, а второй улегся сверху. Раздался крик.
Белит опустила покрывало. Так вот куда подевались ее спутницы. Значит, такая же участь уготована и ей самой. Прежняя Белит могла бы испуганно расплакаться, но Белит нынешняя, с отравленным сердцем и холодным разумом, даже не содрогнулась при мысли о возможном насилии. Случай, оставивший ее в живых, должен прийти на помощь еще раз. Иначе не могло быть. Лишь бы добраться до оружия, а там она покажет стигийцам, как умирают шемитки.
Девушки вернулись только к утру. Заплаканные, усталые, в изодранной одежде, они влезли в повозку и в изнеможении прислонились к высоким бортам, У них даже не было сил плакать. Они сидели молча, глядя перед собой, не разговаривали, отказались от пищи. Лами держалась в ушибленное плечо и тихонько постанывала. Белит но рискнула заговорить с ними. Ей почему-то было стыдно за то, что страшная участь ее не коснулась.
Постепенно негритянки успокоились и задремали, убаюканные мерными покачиваниями повозки. Дважды им приносили пищу и воду, а один раз позволили размять затекшие ноги. Женщины старались держаться поближе друг к другу, но по-прежнему не разговаривали. Белит даже не знала имен двух своих попутчиц, которые почему-то избегали смотреть в ее сторону. Только Лами изредка улыбалась виноватой улыбкой и сразу отводила глаза. Белит хотела отвлечься, но голая пустыня с редкими, засохшими кустами, руслами пересохших ручьев и множеством змей только пугала и усиливала тоску.
К вечеру Лами начала плакать, боясь наступления ночи и неизбежного позора. Для субанки не было большего стыдя чем связь с мужчиной, не освященная древними богами. Конечно, на Черном побережье случались измены и рождались внебрачные дети, но девственность берегли свято. Белит понимала и разделяла страх девушки. Избежав насилия в прошлую ночь, она понимала, что сегодня придет и ее очередь стать живой игрушкой изнывающих от похоти мужчин.
За Белит пришли сразу, как только караван остановился. Стражник повел ее вдоль повозок с пленниками к единственному возку, укрытому коврами. Багровая от стыде, Белит шла под взглядами бывших соседей, друзей, подруг низко опустив голову. Она не хотела видеть ни сочувствующих взглядов, ни гневно нахмуренных бровей. Сейчас для нее было главным собрать всю волю в кулак и показать стигийцу, что справиться с дочерью Бангулу будет совсем не просто.
Она не ошиблась: ее предназначили именно для Рамваса, главного виновника бед, постигших субанцев.
— Коли будешь слушаться, не пожалеешь. Хозяин любит послушание,— сказал стражник, хлопнув ее по плечу. — Будь ласкова с господином.
Шемитка не удостоила его ответом. Повозка Рамваса была намного больше той, в которой ехала Белит. Богатые красочные ковры скрывали пассажира и защищали от дневного зноя и ночного холода. Белит усмехнулась: хозяин поскупился для новых рабов — в большинстве повозок покрывала были дырявые и настолько тонкие, что не могли служить защитой ни от чего, тем более от стигийских ветров.
Стражник помог ей залезть внутрь.
— Не бойся, садись поудобнее и отдохни. Езда по дорогам пустыни очень утомительна. Надеюсь, ты хорошо себя чувствуешь?
Вежливость и заботливость стигийца поразили Белит. Она была готова дать бой насильнику, а оказалась рядом с любезным собеседником.
— Спасибо, хорошо,— прошептала она.
— Не надо бояться. — Рамвас улыбнулся.— Красота исчезает там, где появляется страх. Твоя красота совершенна, и я не хочу, чтобы глупые страхи причинили ей вред.
— А я и не боюсь.
— Тогда выпей вина.— Стигиец протянул ей большой, наполненный до краев кубок.— Пей, это вино из Аргоса, лучшего не найти нигде.
С опаской, не отводя глаз от хозяина, Белит сделала глоток. Вино оказалось на редкость вкусным, и горячая волна тепла, пробежавшая по телу, доставила женщине удовольствие.
— Фрукты? Или еще чего-нибудь? — спросил ее предупредительный хозяин.
Белит отрицательно покачала головой.
— Тогда пей вино. Я хотел о многом расспросить тебя, тс мне лучше тебя называть, цветок Шема?
— Родители, которых убили твои люди, назвали меня Белит, — с вызовом ответила она. Стигиец был вежлив, добр, но слишком любезен для хозяина, беседующего с новой рабыней.
— Жизнь полна горестей, и лишь Отец Сет знает им меру. Но как шемиты оказались на Черном побережье?
Вино, показавшееся Белит совсем слабым, делало свое дело. Шемитка сильно опьянела, но старалась этого не показать, радушно отвечая на вопросы Рамваса. Стигиец откровенно наслаждался забавной ситуацией — рядом с ним сидела наложница, рабыня без права голоса, но она говорила с ним на равных, а иногда даже дерзила. Она нравилась и вызывала желание даже в столь плачевном виде… Рамвасу приятно было думать о том, как она будет выглядеть когда освоится в его гареме.
А вот отведать ее можно и сейчас. Рамвас с вожделением посмотрел на пышную грудь молодой женщины. Наира постаралась на славу — шемитка бесплодна, но заклятие не коснулось роскошного тела. Ни на минуту не прерывая разговора, он положил руку на грудь Белит и слегка сжал.
Стигиец ожидал всего — но, когда в воздухе мелькнула ладонь с растопыренными пальцами, метящими ему в глаза, он растерялся. Белит чуть-чуть не дотянулась. Промахнувшись по глазам, она все же оставила две глубокие царапины на щеке.
Вскочив, Рамвас бросился на нее и попытался прижать к полу своим весом, но не учел опытности противника. Он даже не коснулся женщины. Сильные руки вцепились ему в плечи, нога ударила в живот, и, перекатившись через спину, Белит вышвырнула его из повозки.
