– Тебе пригодится татуировочный пистолет? – осведомился Джон.
Я обдумала его вопрос, исходя из того, что мне было известно про алхимические татуировки, и из моих собственных экспериментов.
– В идеале это было бы здорово. Настоящая тату с твердой тушью дала бы тебе постоянную защиту. Но даже с помощью медицинского шприца, вроде того, который используют для простого обновления, можно устроить неплохую краткосрочную защиту.
Дункан выгнул бровь:
– Краткосрочную?
– Она нейтрализует все, что с тобой будут делать в ближайшее время, – пояснила я, импровизируя на ходу. – Как минимум на несколько месяцев. Но для пожизненной защиты нужно, разумеется, сделать настоящую татуировку.
– Меня и месяцы устроят, – усмехнулся Джон.
Я с трудом подавила уныние.
– Ага, но я не смогу ее тебе набить без иголки. Это – единственное, без чего обойтись нельзя. Извини меня. Я слишком поспешила.
– Черта с два! – выпалил Джон. – Иголок полно в кабинете для очищения. Они в шкафчике у раковины. Я сам сейчас туда напрошусь и украду хотя бы одну.
Сидевшая рядом с ним Лэйси фыркнула.
– Ты что, лишних проблем захотел? Тебя отправят на повторную татуировку – или еще куда похуже.
Опасность на мгновение всех нас придавила к земле.
– Я помогу! – проговорила Лэйси. – Что-нибудь выкину на следующем занятии.
– Нет, – встряла я. – Я сама это сделаю – и тогда игла сразу будет у меня. Мы сэкономим время, не надо будет ее мне передавать. А то вдруг Джона скоро отправят на повторную процедуру?
В моих доводах была доля истины, хотя в целом мной двигала решимость не допустить, чтобы из-за моих планов пострадал кто-либо другой. Эмилия обжигала меня взглядом всякий раз, когда мы с ней оказывались рядом. Я не могла рисковать, наживая себе новых врагов. Очищение крайне неприятно, но оно рано или поздно кончается – и не приносит алхимикам нужного результата, поскольку когда я той ночью увидела Адриана, мне безумно захотелось его поцеловать, а не вытошнить обед из своего желудка.
Кое-кто из моих знакомых счел это героическим поступком, особенно Джон. Другие, в том числе и Дункан, решили, что я совершаю огромную ошибку, но в итоге никто не стал со мной спорить.
– Спасибо тебе, – поблагодарил меня Джон. – Правда. Я твой должник.
– Мы все в одной лодке, – отозвалась я.
Эта мысль кое-кого изумила, но сигнал, возвещавший об окончании завтрака, прервал наши разговоры. Я сумела утащить салфетку с солью и по дороге на занятия спрятала ее в туфлю, притворившись, что подтягиваю носок. Пока заключенные рассаживались по местам, я подумала, что надо действовать – и как можно быстрее. Я не захотела, чтобы Лэйси отдувалась за меня, но сейчас, когда она села за соседний стол, сделала ее своей сообщницей.
– Послушай, Лэйси, – объявила я громко, словно продолжая разговор, начатый в столовой, – я же не утверждаю, что ты ошибаешься… но ты неверно оцениваешь ситуацию. Пока стригои не уничтожены, нет ничего страшного в том, чтобы быть вежливыми с мороями.
Надо отдать ей должное: она молниеносно сориентировалась и подыграла мне.
– Нет, Сидни, ты говорила, что нужно дружелюбие. А мы знаем, что для тебя с твоим темным прошлым – это опасная территория.
Я скривилась с оскорбленным видом.
– По-твоему, даже изредка с ними нельзя выпить кофе?
– Если это не деловая встреча – то нельзя.
– Что за нелепость! – воскликнула я.
Кеннеди, наш преподаватель, повернулся в нашу сторону:
– Леди, в чем дело?
Лэйси обвиняюще ткнула в меня пальцем:
– Сидни пытается убедить меня, что можно вступать с мороями в личный контакт вне рабочего времени.
– Нет! При чем здесь личные отношения! Я просто хотела сказать, что если ты на задании и вы контактируете, нет ничего дурного в том, чтобы посидеть в кафе или посмотреть кино!
– Ты нарываешься на крупные неприятности, Сидни. Надо провести черту и четко различать черное и белое.
– Глупости! Незачем считать мороев такими исчадиями ада, как и стригоев! Я-то умею ориентироваться серой в зоне сумрака и всегда отличу черное от белого!
То был очень хороший довод, который Лэйси мне подкинула: еще вчера Кеннеди использовал черное, белое и серое в качестве метафор. Лэйли попыталась меня перебить, но я оборвала ее и продолжила возмущаться во всеуслышание. Спустя десять минут меня привели в кабинет с креслом.
