– Хочу, – не стал жаться приятель. – И возможностей, которые она дает, тоже хочу.
– Денег, например?
– А что? Это противоестественно?
– Ну, любить деньги – это нормально.
– Я люблю не деньги, а то, что на них можно купить.
– Логично. Не боишься, что я себе загребу открытие?
– Не-а, – мотнул головой Ипатов. – Все ж таки, думаю, я тебя знаю неплохо. Ты можешь увести девушку – но не плюнешь в спину. Да и потом… Знаешь, даже если я ошибаюсь, пускай это достанется тому, кто рискует в космосе, чем протирателям штанов.
– Понял тебя, – задумчиво пробормотал Басов. – Ладно. Я сделаю все, что могу.
– Вот и ладно, – улыбнулся Виктор, и лицо его вдруг помолодело, став почти таким же, как в не такой уж далекой молодости. – А теперь давай звать наших экскурсантов, засиделись мы.
Разгулявшиеся пассажиры подтягивались больше часа – разбрелись они все же далеко, некоторые даже по скалам успели полазить. Хвастались фотографиями, видеокадрами, показывали сувениры – чаще всего камни необычной формы и красивых расцветок. Кривоносовой повезло найти друзу с кристаллами очень красивого фиолетово-черного окраса – довольно распространенный здесь камушек, ближайший родственник земного аметиста. Правда, друза оказалась расколотой и попросту развалилась у нее в руках на четыре здоровенных обломка, но астрофизик, не слишком огорчаясь, один кусок забрала себе, второй сунула в руки Басову, для коллекции, третий отдала Петровой, а четвертый зарезервировала для Ирины. Уж у кого-кого, а у Людмилы Алексеевны жадность домашним зверьком никогда не была.
Зато удружил Павлов. Этот придурошный спортсмен решил прихвастнуть перед женщинами и сделать сальто, эффектно прыгнув со скалы. При марсианской гравитации – вполне реально, даже в скафандре, вот только привыкнуть к ней еще требовалось. Степан этого не учел и заработал гематому на пятой точке. Хорошо еще, ничего себе не сломал. В результате весь обратный перелет он, под сдержанный смех товарищей, принимал немыслимые позы и шепотом ругался под нос. В общем, день пролетел весело, и, когда шаттл пристыковался к станции, народ разбежался довольный и усталый.
Борт корабля «Седов». Вечер того же дня
– Очень интересно. И у кого вы это нашли, говорите? – поинтересовался контрразведчик.
Романов ответил. Контрразведчик усмехнулся.
– Знаете, я почему-то даже не удивлен. А вот эти игрушки?
Романов снова прокомментировал, правда, непечатно.
– Надо же, сразу у двоих… Вот этому я как раз удивлен, господа хорошие. Но признаю, вас можно поздравить, хоть какой-то результат. Правда, весьма спорный.
– Это почему еще?
– Если что-то не пытаются спрятать, то могут это сделать по глупости и наивности, по тонкому расчету или считая себя в своем праве.
– То есть?
– То есть все просто. Или рассчитывают, что каюты обыскивать не станут, что наивно, или для того, чтобы в случае нужды сказать: это не мое, разве в подобной ситуации настоящий шпион станет класть такой компромат на видное место? Да я бы запрятал его так, что Карацупа не разнюхает. Ну, а еще человек может иметь право держать при себе такую вещь, понимаете?
– Вот как?
– Игорь Петрович, Ирина Васильевна… Вот скажите мне, вы уверены, что я – единственный представитель спецслужб на корабле? Притом что сам я в этом не уверен?
На рубку накатилось тягостное молчание. Все трое переглядывались, словно пытаясь понять, можно ли здесь вообще доверять хоть кому-то. Наконец контрразведчик сказал:
– А еще мы не рассматриваем, к примеру, такой вариант, что предметы могли быть подброшены. Специально для того, чтобы бросить тень на совершенно невиновного человека.
– Но кто знал, что будет обыск?
– Вы двое. Этого мало?
Романов судорожно сглотнул:
– Ну, знаете ли…
– Знаю, Игорь Петрович, знаю. И, по долгу службы, вынужден рассматривать все варианты. Тот, который я озвучил, кстати, не единственный. Поэтому давайте впредь без самодеятельности, ладно?
– Но кто же…
– Не знаю. По формальным данным ни к кому придраться не получается. Да и не с улицы людей набрали, честно говоря, за каждым куча народу, готовая
