Хотя, конечно, метеорная опасность резко возросла уже сейчас. Четыре раза пришлось даже задействовать корабельную артиллерию. Собственно, расстреливать угрожающие кораблю летающие каменюки и являлось ее основной задачей. Эта старая и, можно сказать, привычная угроза выглядела куда весомее происков мифических пиратов и более реальных, но тоже не слишком опасных конкурентов.
Было интересно наблюдать, как орудийная турель рельсовой установки разворачивается, чтобы выплюнуть по угрожающей кораблю цели маленькую, не более полкилограмма весом, металлическую болванку, разогнанную до немыслимых скоростей. Вспышка в момент попадания яркостью походила на крохотное, но все же солнце. Один раз, правда, орудие промахнулось, но секунду спустя выстрелило снова, на сей раз заметно удачнее.
Снова пришла в голову мысль насчет чая, и Басов, немного подумав, решил, что она достаточно своевременна. А раз решение принято, оставалось лишь натянуть комбинезон и отправиться в кают-компанию, дабы там срочно добыть искомую жидкость, а вместе с ней и небольшую, плоскую банку варенья – пить чай ради чая профессор не любил. Но, увы, приятно провести остаток ночи за книгой или фильмом ему было не суждено.
Звук, который донесся до ушей Басова, кто другой бы не услышал. А он – и услышал, и узнал. Именно так звучит выстрел из пистолета с глушителем. Правда, весьма удаленный, донесшийся со стороны машинного отделения. Очень интересно.
Можно было решить, что показалось. Ну, в самом деле, через бронированные двери даже в ночной тишине услышать что-то затруднительно. Пускай даже без глушителя, и даже из допотопной американской дуры сорок пятого… да хоть пятидесятого калибра стрелять будут. Переборки все поглотят. А тут – глушитель. Показалось, естественно. Или, может, какой-нибудь полуночник вроде самого Басова кино смотрит. Примерно такие мысли, очень подходящие для самоуспокоения, он и крутил в голове, когда, поставив на стол чай, шагал в сторону машинного отделения.
Дверь (пять слоев титана, проложенные между собой прочнейшим материалом, название которого с ходу не выговорить, но компенсирующего этот недостаток колоссальной прочностью и высокой звукопоглощающей способностью) оказалась распахнута. На памяти Басова ее никто так не оставлял, да и ходили сюда только члены экипажа. В основном, конечно, сам Коршунов, остальные – так, по необходимости. Пассажирам ход в машинное был не то чтобы запрещен – просто делать им тут было ну совершенно нечего. И вот, дверь распахнута – непорядок. И, как ни удивительно, света за ней нет, хотя гореть он должен круглосуточно.
Что же, нет – значит, нет. И где он включается, Басов тоже не знал. Точнее, знал, но аккуратная клавиша выключателя у входа была в положении «Включено», а индикатор не горел. Или предохранители выбиты, или на распределительном щите отключен. И то, и другое в глубине машинного отделения, и вслепую до места добрался бы разве что сам Коршунов.
Ноктовизора тоже нет. Зато у входа аккуратный шкаф с аварийным скафандром. Решение пришло само собой – в поле частенько приходилось использовать подручные предметы. Конечно, залезать в скафандр Басов не собирался, а вот маленький, но очень мощный фонарь из стандартного комплекта оснащения пришелся кстати. Завладев им, Басов вдруг обнаружил, что так и держит в левой руке заполненную вареньем пластиковую банку. Проще всего, наверное, было бы поставить ее на пол, но руки сработали быстрее сознания, запихав ценную вещь в карман комбинезона. Еще немного подумав, Басов расстегнул кобуру с пистолетом. Пальцы не дрожали – все помнили, не так уж много времени прошло с момента, когда без табельного оружия он не мог себя даже представить. Глубоко вздохнул – и осторожно шагнул вперед.
Луч света выхватывал из темноты неясные, смазанные тени. Удивительно, как все простые и вроде бы самые обыкновенные предметы искажаются, если в руках только фонарь. Он ведь бывал здесь, и не раз, еще когда на орбите Земли они неспешно осваивали корабль, и на память свою профессор не жаловался. Однако сейчас машинное отделение напоминало ему лабиринт, и по спине явственно дернуло холодным ветром – поди разберись, где тут живет минотавр.
До щита он все же добрался. Открыл, подсветил – ну да, так и есть. Щелчок! Свет ламп залил помещение мягким, не оставляющим место тени, светом. По слухам, подобрать точки их установки вылилось в отдельный проект, но сейчас Басова это не волновало, куда больше его занимал вопрос, в чем он ухитрился испачкаться. Порядок в своем хозяйстве, особенно во всем, что было связано с электричеством, Коршунов всегда поддерживал идеальный.
На пальцах была кровь. Уже успевшая остыть, но еще не свернувшаяся. Уж ее он ни с чем бы не перепутал – навидался на своем веку изрядно. Что за…
Коршунов лежал за перегородкой, в позе, не имеющей ничего общего с жизнью. Кто-то постарался его запихать так, чтобы с первого раза не найти. В шее маленькая, практически незаметная дырочка – входное отверстие от пули. И здоровенная – с другой стороны. Тут и гадать нечего, при выстреле мягкая свинцовая оболочка раскрылась лепестками и разворотила все, что встретила на пути. Артерию – так уж точно, потому все вокруг и залито кровищей.
Вот ведь!
Едва удержавшись от того, чтобы сплюнуть, Басов решительно повернулся и двинулся в сторону дверей. Проклятие! До него только сейчас дошло, что человек, убивший Коршунова, вполне мог никуда не уходить, а прятаться здесь же и отправить его следом за механиком. Идиот! Потерял сноровку, совсем потерял. Басов в раздражении шагнул через порог – и замер. Здесь собрался, похоже, весь экипаж, включая научную часть. И все были вооружены и выглядели ОЧЕНЬ недружелюбно.
Борт корабля «Седов». Почти то же место. Почти то же время
Пора было что-то делать. Он долго раздумывал. Не хочется, конечно, и после того эпизода с бомбой в особенности, но деваться-то некуда! Тем более, сейчас никто ничего взрывать не заставляет. Главное, хорошенько все поломать. Так, чтобы в космосе не отремонтироваться, но и чтобы на него не
