возможно, будет амнезия. Ты была словно в горячечном бреду: что-то говорила, даже отвечала на вопросы, но вряд ли их понимала. – Он вздохнул. – Как же ты нас напугала, детка.
– Первые два раза ты просыпалась от собственных криков. – Голос Кармен казался веселым, словно «черную метку» завернули в конфетную обертку. – Ты кричала, что ничего не видишь, и просила помощи. – Эйва почувствовала, что мачеха улыбается. – Говорила, что не различаешь ничего, кроме белизны.
– А теперь вот видишь тени, – добавил Мейкон, и в его голосе зазвучали ликующие нотки. – Значит, ты пошла на поправку.
– Врачи говорили, что это вполне возможно, – сказала Кармен. – Что тебе может стать лучше. Якобы твой организм нуждается в перезагрузке или что-то вроде того. Похоже, они сами толком не понимали, что с тобой происходит, но надеялись, что со временем ты придешь в себя.
– Я ничего этого не помню, – произнесла Эйва, постаравшись сосредоточиться на своем зрении.
Оно не восстановилось, однако теперь свет в глазах напоминал полупрозрачную повязку. Она могла различать туманные силуэты, и чем больше фокусировала на них взгляд, тем явственнее они делались, превращаясь из элементарного деления на свет и тьму в сложное сочетание кривых линий и оттенков.
– Ты приходила в сознание на какие-то минуты, но мы уже знали, что с тобой все будет в порядке.
– А пока ты спала, сюда приходил Уош, – сказала Кармен. – Сидел тут и читал тебе книжку. Он был абсолютно уверен, что ты проснешься, если он тебе что-нибудь почитает.
– Где он сейчас? – живо спросила Эйва.
– Отец увез его домой, – ответила Кармен.
– Мы за ним съездим, когда ты окончательно оправишься. – Мейкон отпустил руку Эйвы. – Извини, я пойду сообщу врачам, что ты очнулась. Ладно, малышка?
– Ага.
– Ну, заодно и Уошу дам знать.
– О’кей.
Отец еще раз поцеловал ее в лоб, поднялся и, секунду помедлив, вышел из палаты. Эйва осталась вдвоем с Кармен.
– Пить не хочешь? – поинтересовалась Кармен. – Думаю, стакан воды тебе не повредит.
– Хочу, – ответила Эйва, закрывая глаза.
Какой-то инстинкт велел ей дать им отдохнуть. Она надеялась, что, когда откроет их в следующий раз, зрение уже восстановится.
Кармен осторожно встала с койки и заковыляла к привезенному медсестрой столику на колесиках, где имелись графин с водой и пластиковые стаканчики.
– Я не сомневалась, что ты поправишься, – сказала она. – Не то чтобы я вообще не верю в плохое, кому как не мне разбираться в таких вещах, однако я знала, что ты пересилишь. Ведь ты у нас крепкий орешек. – Кармен надавила на кнопку, изголовье постели поползло вверх. – Вот, пей. – Она поднесла наполненный стаканчик к губам падчерицы.
Эйва неторопливо напилась. Только теперь, отвлекшись от мыслей о слепоте, она поняла, как пересохло горло, а кроме того – насколько ей физически плохо. Все тело болело, ни один мускул ее не слушался, словно сверху навалили мешок камней.
– Еще? – спросила Кармен, когда Эйва опустошила стакан.
– Нет, – буркнула та и тут же поправилась: – Спасибо, не надо.
– Не так уж и паршиво, да? – спросила Кармен, убирая стакан.
– Вода как вода, – ответила Эйва.
– Да нет, я про нас с тобой. Про тебя и меня.
Эйва вздохнула и, закусив губу, принялась размышлять о том, как ей на это реагировать. Отпустить колкость? Фыркнуть и гордо хранить молчание? Именно так она обычно поступала, протестуя против того, что Кармен влезла в их с отцом жизнь. Однако Эйва в глубине души все еще чувствовала страх перед слепотой и неуверенность, а телесная боль помутила ее сознание.
Эйва знала только, что не хочет оставаться одна. Несмотря на все ее шпильки, мачеха никогда не отвечала тем же и не сердилась, терпеливо снося бесконечные нападки падчерицы. Она не уходила, не покорялась, не злилась и не ругалась. Короче, вела себя как настоящая мать.
Поэтому Эйва ничего не ответила. Своеобразное признание того, что даже в самых жестоких войнах бывают минуты, когда воюющим сторонам требуется передышка.
На сей раз Мейкон остался доволен мерами безопасности, наконец-то принятыми больницей. Оставалось только надеяться, что Эйва не начнет попадать сюда регулярно, чтобы больничное начальство могло постепенно исправить все оставшиеся недочеты. Этаж, где находилась палата Эйвы,